Хотели как лучше, вышло как всегда, но...
Вряд ли кто рискнет утверждать, что за последние годы состояние и положение науки в России кардинально улучшились. Эксперты и журналисты, высокие лица разного ранга, да и сами ученые вроде бы этого не оспаривают.
Справедливости ради надо признать, что как раз ученые в России не только говорят и пишут о бедственном положении отечественной науки (и страны, в том числе из-за бедственного положения науки), но и время от времени пытаются что-то сделать, как они это разумеют, исходя из собственных возможностей и тех реалий, с которыми им приходится благоразумно считаться. Но от этого пока мало что меняется, и, как утверждают скептики и пессимисты, ничего или почти ничего не изменится. Может быть, они преувеличивают, и сильно преувеличивают? Может, всё-таки, по крайней мере в этот раз, трагедия и впрямь будет оптимистической?
Радение о науке и стране подвигло ученых на ряд инициатив, призванных, по их мнению, всё-таки сдвинуть дело с мертвой точки. О некоторых наиболее важных из них речь шла на очередной, 23-й годичной конференции Санкт-Петербургского союза ученых (СПбСУ), прошедшей 13-14 апреля 2013 года. Результатом одной из этих инициатив стало создание Российской ассоциации содействия науке (РАСН), скромно позиционирующей себя, как заявил на этой конференции в своем докладе «Российская ассоциация содействия науке за прошедший год» Л.Я. Боркин, член правления СПбСУ и член , в качестве того третьего игрока, который наряду с правительством и РАН будет определять национальную российскую политику в области науки. Во всяком случае, на главной странице РАСН амбициозно заявлено, что «РАСН попытается повторить опыт наиболее успешного примера подобной организации — Американской ассоциация содействия развитию науки ».
О необходимости создания общероссийской организации ученых давно говорилось и писалось. Именно эта идея лежала еще в основе попытки создать Союз ученых СССР, которая закончилась неудачно, если не считать появления Санкт-Петербургского союза ученых в 1989 году, который . Как тогда, в советские времена, так и сейчас предполагалось, что эта организация будет объединять ученый демос, всех научных работников страны, которые собственно и производят основную часть научных исследований и которые де-факто как в советской науке, так и в постсоветской, что в академической, что в вузовской, оказались отстраненными от принятия каких-либо важных для науки и для них самих решений. Исходили из того, что без реформы науки «снизу» судьба ее, судьба ученых и страны в целом будет незавидна.
Идея создания такой организации, высказанная в очередной раз (ТрВ-Наука, № 30, 09.06.2009, Конашев М.Б. ), как и положено, сначала подверглась почти исключительно осмеянию (ТрВ-Наука, № 31, 23.06.2009, ). Затем, совсем как в одном популярном советском телесериале, она была реанимирована и преобразована уже другими людьми и в этом преобразованном виде ими же реализована в спешном порядке. В оправдание самой конструкции РАСН и того, каким весьма своеобразным способом она была учреждена, утверждалось, что не было времени и возможностей для того, чтобы создавать что-то и как-то по-другому, что нужно было действовать или так, или никак, что по-другому и вовсе ничего не получилось бы, и прочее, и прочее. В итоге РАСН возникла в виде еще одной по видимости открытой, но по сути замкнутой корпорации, иерархической структуры, этакого ЗАО, «Гербалайфа» от науки, где топ-менеджеры подбирают себе новых членов (см. ). Короче говоря, хотели как лучше, а вышло как всегда.
Впрочем, могло ли быть как-то по-другому? Особенно если учесть, в каких реальных и опять же далеко не простых условиях ученые пытаются реализовывать те или иные вполне здравые (как им представляется) идеи и проекты, а государственная машина, судя по некоторым признакам, если и не идет еще в разнос, то работает в режиме, недоступном пониманию работников науки, и не только науки.
Доказательства? Они (лишь малая часть их, конечно) были приведены на второй день конференции СПбСУ. Член Общественного совета по науке при Министерстве образования и науки РФ Сергей Евгеньевич Рукшин описал, как им приходится работать. В качестве примера он привел ситуацию в октябре 2012 года, когда в один из дней поздно вечером членам Общественного совета пришла программа, видимо, совсем неважная для судеб страны, — программа развития образования до 2020 года. На следующий день, во вторник, пришел другой, аналогичный документ — программа развития науки. Заключение по этим программам Министерство запросило к утру среды, поскольку в четверг они вносились на рассмотрение в правительство. Активные члены Общественного совета отказались давать заключение без очного обсуждения, после чего из правительства пришло письмо о том, что правительство с пониманием отнеслось к тому, что Общественный совет не дал заключение. Обе программы были приняты без заключения Общественного совета.
Выступавшему был задан вопрос: «Не способны или не хотят те люди, которые готовили эти документы и процедуру их обсуждения, организовать очень простой механизм, который может организовать секретарша в любом самом захудалом офисе, когда документы, если они должны приходить за месяц, приходят за месяц, а если они должны приходить за неделю, то приходят за неделю, а иначе секретаршу и менеджера, который организовал такой порядок, когда они приходят накануне, просто увольняют?» С.Е. Рукшин ответил, что в том и беда, что очень многое организовано как раз на уровне секретарши и офис-менеджера. Наверное, как подтверждение этому можно расценивать пояснение к его ответу И.И. Федюкина, заместителя министра образования и науки РФ. Ситуациям, когда документы поступают накануне или за два дня до срока рассмотрения, по его мнению, наверное, нет оправдания. Но, с другой стороны, это реальность бюрократической жизни. В Минобрнауки точно так же поступают документы из других ведомств, часто 500-страничные, с просьбой рассмотреть или согласовать их за два дня. В точно таком же порядке поступают поручения от президента или из правительства разработать что-то стратегическое на 20 лет вперед за две недели. И Минобрнауки в свою очередь отягощает такими же поручениями и документами тех, кто с ним работает. К сожалению, подытожил И.И. Федюкин, так работает система.
Нужны ли после этого какие-либо комментарии? Стоит ли удивляться, что с завидным постоянством падают ракеты, самолеты и прочие летательные аппараты, что суда различного предназначения и тоннажа тонут, а новые дороги смывает полностью вместе с первым весенним дождем, что, несмотря на все провозглашаемые усилия, инновации и прочие реформации, число чиновников, так же как инфляция, тарифы, цены и многое другое, лишь увеличивается, а пенсии и зарплаты (реальные, а не виртуальные) лишь уменьшаются, что богатые становятся еще богаче, а бедные еще беднее?
Впрочем, в этом, как и в других случаях, имеется и одно маленькое «но». Может быть, несмотря на то, что страна живет и двигается в будущее согласно закону В.С. Черномырдина, теперь уже навсегда вошедшему в анналы общественных наук, что-то путное благодаря усилиям ученых, казалось бы безнадежным, и получится. Не все зависит от ученых, но и от них зависит всё же немало. Ученые уже поняли, что дело спасения отечественной науки и их самих прежде всего в их собственных руках. Свидетельством тому являются некоторые инициативы той же РАСН, СПбСУ и Общества научных работников (ОНР), учрежденного в феврале 2012 года. Во всяком случае, за ученых никто не сделает то, что могут и должны сделать только они, и в частности выполнить те миссии (; ; ), которые были ими самими определены при создании вышеназванных трех организаций и которые, скорее всего, останутся актуальными в ближайшем обозримом будущем.
Михаил Конашев, Санкт-Петербургский союз ученых