Блеск и нищета лесной Чуны

В Чуне я не был без малого двадцать лет. Если подумать, эпоха. Целое поколение сменилось. Как и тогда, случайно. Как и тогда, транзитом. И опять же, как и тогда, зимой. Но есть и отличие. Тогда небольшой таёжный посёлок прогремел на всю страну. Аккурат на Новый год была буча на единственном теплоисточнике Чунского (так правильно называется Чуна). И посёлок оказался полностью разморожен. Сейчас с виду всё благополучно. А вот если копнуть… Но обо всём по порядку.

Мои встречающие сказали, что подобных морозов не было давно. Но у меня теперь стойкая ассоциация Чуны с морозами. Мои встречающие сказали, что в июле у них бывает жарко. Поверить невозможно. На повидавшей жизнь «японке» мы едем в туманной морозной мгле по почти пустому посёлку. И мне кажется, что время замерло. Что не было почти двух десятилетий, кардинально изменивших мир. В Чуне всё по-прежнему. Где-то происходят перевороты, бушуют кризисы, валятся биржы и открываются театры. В Чуне сонная тишина.

Мои приятели, благодаря случайному разговору с которыми я сделал дневную остановку в Чуне, люди достаточно консервативные. Здесь таких большинство. Неспешное полусонное существование и не располагает к новаторству и, тем более, к революционированию. Они регулярно ходят на выборы, по старинке надевая парадные костюмы. И ставят «нужные» галочки. За действующего Президента, за действующего мэра, за партию власти.

Но даже их флегматичному спокойствию приходит конец. «Ты говоришь, ничего не изменилось», - горячится всегда выдержанный Александр. Военный пенсионер, периодически ищущий подработку то на «вышку» (высшее образование, - О.А.) дочери, то на школу внучке, то на латание автопарка (в хозяйстве ещё древний «УАЗ» - буханка для рыбацко-охотничьих выездов). «Да за это время население района в два раза сократилось».

Я глянул потом в интернете. Пусть не в два, но с пятидесяти с лишним тысяч в конце века прошлого до тридцати трёх тысяч на сегодняшний день – это факт. Люди бегут со страшной силой – это второй факт.

«И уезжают-то люди деятельные, в самом трудоспособном возрасте. А остаются, прости господи, алкаши да гастарбайтеры».

Это уже сетует Людмила. Она младше моего на заре туманной, как чунский воздух, молодости сослуживца Александра. И собиралась на пенсию через два года. А пока, имея высшее эпидемиологическое образование, дотягивает до пенсии продавцом. С чрезвычайно смешной зарплатой. На недоумённый вопрос, зачем ради этих денег вообще из дома выходить, ответила, что другой работы в районе попросту нет.

Потом, когда я пообщался с приятелями Саши и Люды, передо мной стала открываться очень неприглядная серость беспросветной провинциальной жизни. Никто из моих собеседников не скрывал, что до недавнего времени район жил исключительно благодаря лесу. Причём, сей факт никак не зависел от различного рода властей. Они, эти власти, занимались исключительно бюджетниками, а оставшийся люд выживал, как умел. Долгое время посёлок, да и весь район вытягивало мощнейшее в своё время предприятие – Чунский лесозаготовительный комбинат. До перестройки этот флагман лесного комплекса района относился к 13-му главку всемогущего Министерства среднего машиностроения. Для читателей помладше я поясню. За этим безобидным названием в своё время скрывалась чуть ли не вся оборонка СССР. А 13-й главк был в начале 90-х преобразован в Минатом. Благодаря прежнему руководству, пресловутым «красным генералам», комбинат, изрядно отощав, всё же смог пережить «лихие девяностые». Но принятый в 2006 году «народными» избранниками новый Лесной кодекс, как очередь в спину, добил и его.

Найдя лазейки в новом законе (для чего он, собственно, и принимался) рейдеры потихоньку «отжимали» главное богатство комбината – его лесосырьевую базу. И добились своего – градообразующее предприятие встало. При полном попустительстве т.н. власти. Администрация района в который раз затеяла очередной пир во время чумы. И пока мэр с присными раздавали друг другу новые грамоты, большинство работников Чунского лесопромышленного комплекса (последнее название бывшего гиганта) было выставлено за дверь.

Нет, руководство бьётся за комбинат. Иногда даже одерживая какие-то локальные победы. Что характерно, во время этих скромных побед тут же находятся желающие их разделить. Как – со смехом поведал Виктор, приятель Александра. «Рассказывал один из руководителей. Очередной наезд, наш директор звонит мэру, помоги, мол. Да-да, я в Иркутске, через полчаса совещание по вашему вопросу. Через час мэра видят на трассе Тайшет – Чуна. В семистах километрах от Иркутска. Так получилось, что в тот раз атаку удалось отбить. И уже утром радостный мэр звонит директору, пляшите, мол. Я всё решил». Но все эти мэры и депутаты тут же исчезают, когда ситуация накаляется, и «присоседиться» к чужим викториям не удаётся.

У остальных крупных лесных предприятий района судьба более печальная. Они приказали долго жить ещё раньше. Но свято место пусто не бывает. В результате лес в прямом смысле слова выкашивают китайцы, предприниматели из соседнего района и структуры «Илим Палп». Району от подобной деятельности оставляя гигантские проплешины, непроходимые от мусора деляны и пеньки. Причём проплешины зачастую в водоохранной зоне и вокруг населённых пунктов. .В районной администрации, как ни в чём ни бывало, продолжают лобызаться друг с другом.

После обеда немного потеплело и разъяснило, и Александр с Виктором свозили меня на «бамовскую» гору. В этом микрорайоне, который официально называется «Заречный», когда-то жили строители второй ветки БАМа, отсюда и название. Правда, и с высоты я Чуну не увидел. Сплошной дым. «Это сжигают отходы лесопиления», - пояснил Виктор. «Пока работали Бирюсинский и Тулунский гидролизный заводы, многие отправляли отходы туда. Сейчас же Братский ЛПК, вроде, и готов их принимать, но для наших предприятий это убыточно. Вот и избавляются от щепы, опилок и балансов, как могут. Травя воздух, и заваливая зелёные зоны посёлков». А я вспомнил давнюю поездку в японскую Осаку. И попробовал подсчитать, какие миллионы нищая Чуна выбрасывает в трубу.

Вечером, перед поездом, за традиционной рюмкой чая я ненавязчиво поинтересовался, есть ли выход из этой чунской безнадёги? Мои собеседники, вздохнув, поведали, что уезжать им некуда. И не на что. Это у мэра, «свадебного генерала», есть жильё в ближайших городах. Заместитель мэра, на следующий день после ухода на пенсию, тут же покинул район. У каждого чиновника есть запасной аэродром. Не в Чуне, понятно. Может, и в этом частично корни чунских проблем?

Я уже упоминал, что мои чунские приятели люди консервативные. И на выборах главы Чуны полтора года назад, ворча и матерясь, голосовали за очередного кандидата из тощей единороссовской обоймы. «Хоть и не очень нам нравился человек. Но про второго вообще какие-то страшилки запустили. Да и молод, нам показалось, для серьёзных дел». Второй – это Николай Хрычов. С хорошим результатом избрался в районную Думу. Через два года легко победил промэровского кандидата, и в достаточно молодом возрасте возглавил проблемный райцентр.

«И мы увидели, что при желании работать, можно многое изменить. В Чуну потекли деньги. За полтора года осуществлено проектов больше, чем за предыдущие 17 лет. Даже стыдно немного, что не сразу поверили человеку». Правда, и желающих вкусить плоды этих побед хватает, - смеются мои собеседники. «Но дело не в этом, нам без разницы, кто приносит пользу. Лишь бы она, эта польза, была». И мне показалось, что у людей начала появляться надежда на то, что можно что-то изменить в лучшую сторону даже в этом депрессивном забытом богом уголке «встающей с колен» России.

Суверенная российская демократия семимильными шагами движется вперёд. Оставив далеко позади замороженный сибирский посёлок. Где люди живут одной надеждой. На то, что хоть что-нибудь изменится в 2020-м году.