Классики-пропагандисты: гомосексуализм, совращение малолетних и семейное насилие от русских гениев

Держитесь за разум...
Искусство вечно, а ограниченные люди – нет.
Комментарий по теме Telegram‑канала «Культурная Ж.»

Российские книжные издатели в растерянности. Борцы с чуждыми вражескими ценностями в Государственной думе в лице КПРФ, «Справедливой России – За правду» и ЛДПР с одной стороны и главы комитета по информационной политике Александра Хинштейна с другой вплотную подошли к принятию законопроекта о запрете пропаганды нетрадиционных отношений и отрицания семейных ценностей. Проект уже одобрен правительством и в понедельник прошёл через большие парламентские слушания в Госдуме.

Ситуация вокруг борьбы за «традиционные ценности» не на шутку тревожит тех, кто занимается книжным издательством. Проблема в том, что под действие нового закона попадает огромное количество произведений русской классической литературы, причём из школьной программы. А уж «под подозрением» оказывается вообще чуть ли не вся отечественная классика, не говоря о зарубежной.

Ставрогин и Матрёша в «Бесах» Достоевского – это семейное насилие и совращение малолетних. Монолог Катерины в «Грозе» Островского – откровенный призыв к самоубийству. Одну из сцен между Обломовым и Штольцем у Гончарова легко можно интерпретировать как пропаганду нетрадиционных отношений. «Тихий Дон» Шолохова вообще насквозь пронизан сексуальным и бытовым насилием.

В «Анне Карениной» Толстого полный набор на выбор: хочешь – пропаганда супружеской неверности, хочешь – популяризация суицида. Как и в «Леди Макбет Мценского уезда» Лескова, только вдобавок с любовниками-убийцами. А «Лолита» Набокова? А Куприн? А Бунин? Это же только успевай штрафы платить за издание этой пропагандистской похабщины.

Даже «Дядя Фёдор, пёс и кот» Успенского попадает под пропаганду бродяжничества. А с Шекспиром и Гюго лучше вообще не связываться.

Баба остервенилась, потому что в первый раз прибила несправедливо, нарвала из веника прутьев и высекла девчонку до рубцов, на моих глазах, несмотря на то, что той уже был двенадцатый год.

Я взял её руку и поцеловал, принагнул её опять на скамейку и стал смотреть ей в глаза. То, что я поцеловал ей руку, вдруг рассмешило её, как дитю, но только на одну секунду, потому что она стремительно вскочила в другой раз и уже в таком испуге, что судорога прошла по лицу... Я опять поцеловал у ней руку и взял её к себе на колени. Тут вдруг она вся отдёрнулась и улыбнулась как от стыда, но какою‑то кривою улыбкой. Всё лицо её вспыхнуло стыдом. Я что‑то всё ей шептал и смеялся. Наконец, вдруг случилась такая странность, которую я никогда не забуду и которая привела меня в удивление: девочка обхватила меня за шею руками и начала вдруг ужасно целовать сама.

Фёдор Достоевский. «Бесы»

В этот же день в амбаре Степан обдуманно и страшно избил молодую жену. Бил в живот, в груди, в спину; бил с таким расчётом, чтобы не видно было людям.

Михаил Шолохов. «Тихий Дон»

Ах, Андрей, – сказал он нежным, умоляющим голосом, обнимая его и кладя голову ему на плечо. – Оставь меня совсем... забудь...

– Как, навсегда? – с изумлением спросил Штольц, устраняясь от его объятий и глядя ему в лицо.

– Да, – прошептал Обломов.

Иван Гончаров. «Обломов»

Накануне парламентских слушаний с письмом к Александру Хинштейну обратился Российский книжный союз, собравший обращения издателей на тему соответствия книжного ассортимента проекту обсуждаемого закона в рамках саморегулирования книжной отрасли, обозначенной в письме Роскомнадзора от 19.08.2022.

Далее в обращении приводятся многочисленные «спорные» отрывки из произведений русской и зарубежной литературы. Книжный союз подчёркивает, что из‑за «широкого спектра действия законопроекта» издатели не могут «самостоятельно оценить и исключить наименования книг», потенциально его нарушающих.

Проблема, к слову, касается не только книг. Ведь подавляющее большинство «нехороших» произведений экранизированы и поставлены во многих театрах.

Да, что домой, что в могилу!.. что в могилу! В могиле лучше... Под деревцом могилушка... как хорошо!.. Солнышко её греет, дождичком её мочит... весной на ней травка вырастет, мягкая такая... птицы прилетят на дерево, будут петь, детей выведут, цветочки расцветут: жёлтенькие, красненькие, голубенькие... всякие, всякие... Так тихо, так хорошо! Мне как будто легче! А об жизни и думать не хочется.

Александр Островский. «Гроза»

Как говорил Жванецкий, в историю трудно войти, но легко вляпаться. И если наши доблестные депутаты не хотят «вляпаться в историю» по самые уши, нечаянно запретив чуть ли не всю русскую культуру, им надо срочно вносить в своё детище соответствующие поправки. Иначе быть нам с ценностями, но без книг и театров.