«В фонде только бухгалтер получает зарплату». Интервью с Василием Михайловым

Директор фонда «Пусть всегда буду Я» Василий Михайлов рассказал Бабру о благотворительности в Бурятии, мифах и стереотипах в этой сфере, чего боятся региональные благотворительные фонды и почему помощь обычных людей не менее важна, чем помощь олигархов.

Как вы попали в благотворительный сектор? Согласитесь, быть директором фонда не похоже на мечту детства. Обычно все космонавтами мечтают стать.

Дело в другом. Я все последнее время в соцзащите работал с малообеспеченными категориями людей. Когда вышел на пенсию, мне предложили заниматься этим же на общественных началах. Я согласился, потому что хотел помогать детям. Тем более фонд «Пусть всегда буду Я» занимается очень серьезными заболеваниями: онкогематологическими и иными тяжелыми болезнями, сложными операциями по пересадке органов, на сердце и так далее.

Санкции повлияли на работу фонда?

Нет. Тяжело повлиял COVID-19, потому что два года мы не могли провести массовые акции. Поэтому вторую половину 2021 года мы практически не оказывали помощь из-за отсутствия средств. У нас нет других вариантов получения пожертвований, только благотворительность и социальные проекты, которые мы защищаем в начале каждого года.

Что сейчас происходит с благотворительностью в Бурятии? Какой диагноз дадите отрасли? Какой прогноз?

Наш фонд существует 12 лет. Я руковожу им десять лет. Раньше люди жили получше, многие обычные граждане перечисляли деньги в фонд, когда о сборах объявлялось в газетах. У нас раньше была традиция: раз в два года под эгидой главы Бурятии проводился благотворительный вечер. За одно мероприятие собирались деньги сразу на два года. Сейчас с этим сложнее, у главы и так много проблем.

Нельзя сказать, что в Бурятии все слишком запущено с онкогематологическими болезнями среди детей, но они есть и растут ежегодно. На сегодняшний день свыше 200 человек стоят на учете. В 2005 году их было всего 55, за 17 лет выросли в три раза. Раньше среди причин заболеваний особо выделяли экологию. Но сейчас, я думаю, дело не в экологии, а в жизненных стрессах и питании. Дети падки на всякие сладости и другую вредную пищу.

Фонд «Пусть всегда буду Я» оказывает всяческую поддержку онкогематологически больным детям. Мы всех отправляем самолетами в медицинские центры Москвы, Санкт-Петербурга, потому что у нас нет специализированных детских центров поближе.

Чего сейчас боятся фонды? Чего вы боитесь как сотрудник, как директор фонда?

Я боюсь того, что социальные программы перестают помогать населению. Индексации зарплат и пенсий, доплаты не останавливаются, но уровень жизни все равно низкий, мы это чувствуем. У людей нет лишних денег. Сложнее стало и промышленным предприятиям, которые раньше оказывали нам значительную помощь. Сейчас она намного меньше, потому что проблем много у разных категорий населения: больные дети, талантливая молодежь, спортсмены и так далее. Всем необходимы благотворительные взносы.

Зачем вообще нужны благотворительность, некоммерческие организации, если есть органы власти? Правительство само не справляется с функцией благотворительности? Неужели оно не может быть эффективнее, чем некоммерческие структуры?

Мы не можем уходить в государственную структуру, иначе будет меньше сочувствия к людям и понимания, что они нуждаются в помощи. Кроме того, почему мы выжили и существуем дальше? В Москве и в Санкт-Петербурге есть очень сильные благотворительные фонды «Подари жизнь» и «Ради жизни». Они спонсируются не только отечественными, но и зарубежными фирмами. Эти фонды заключили договоры с большими авиакомпаниями, они бронируют нам билеты, в стоимость которых включаются только прямые затраты компании, без косвенных. Это выходит не обременительно для нашего фонда. Например, мать с ребенком улетели в Москву на лечение. Их поездка туда и обратно обошлась всего в 1408 рублей за четыре билета. Раньше такая поездка обходилась в девять тысяч рублей со всеми льготами.

Существуют популярные мифы и стереотипы о благотворительности. Я буду называть эти стереотипы, а вы должны их коротко парировать или прокомментировать. Первая фраза: «Дармоеды бесполезные в фондах, тратите деньги себе на зарплаты».

В фонде только бухгалтер получает зарплату. Она ведет всю отчетность за символические пять тысяч рублей в месяц. Не платить человеку за такую работу было бы совсем безответственно. Остальные сотрудники работают на общественных началах. Также мы содержим двухкомнатную квартиру. Мы не дармоеды, мы эту квартиру добились через соцзащиту. Те, кто так говорят о фондах, сами ни в чем не участвуют. Их не интересует, сколько людей получают помощь.

«Помогать нужно анонимно, а не пиариться. Я молча помогаю, а не ору из каждого утюга».

Я частично согласен с этой фразой. Есть организация, которая стабильно перечисляет деньги в наш фонд. Недавно она перевела нам 100 тысяч рублей. Я интересуюсь: «Хотите, чтобы мы сообщили в газете о вашей помощи?». Организация ответила: «Нет, не надо». И даже отчета не просит, доверяет. Но для некоторых предприятий необходимо обязательное отчитывание. Например, мы заключали договор благотворительности с Тугнуйским угольным разрезом, с Улан-Удэнским авиазаводом. Они нам перечисляют 300 тысяч рублей, а мы прикладываем все документы, в которых расписана каждая трата до копейки.

Если организация требует отчет, то мы обязательно его предоставляем. Если нужно сообщить газете об ее помощи, то тоже можем устроить. Однако есть люди, которые чисто пиарятся на благотворительности. Пиара от них исходит больше, чем реальных дел. Бывало, я лично ходил по знаменитым людям, просил их о помощи. Некоторые просили дать им контакты конкретного лица-пациента, чтобы они ему сами помогли напрямую. Такие «благотворители» иногда даже не до конца помогают. Например, могут купить билеты только в одну сторону. Им неважно, как ребенок с родителем полетит обратно.

Те, кто пиарятся на благотворительности, любят подхватывать свежие темы: СВО, землетрясение в Турции и тому подобное. К счастью, большинство людей помогают с чистой совестью и не требуют взамен рекламы.

«Благотворительностью занимаются, чтобы уйти от налогов».

Организации, вносящие добровольные пожертвования в фонд, по закону могут уменьшить налог на прибыль на сумму денежной помощи. В каком-то смысле они уходят от налогов, деньги вместо бюджета поступают в фонд. Но разве это плохо? Что касается самих фондов, то они и не должны платить налоги, если не занимаются дополнительной коммерческой деятельностью.

«У меня денег нет, пусть благотворительностью занимаются олигархи».

Я уже десять лет директор фонда, успел и с олигархами поработать. Однако на помощь откликаются чаще простые люди, которых никто не заставляет переводить деньги. Они увидели сбор по телевизору, отправили СМС, со счета списалось 100 рублей. Однако есть олигархи, которые делают благотворительные конкурсы. Они выделяют условно два-три миллиона рублей, и участники-фонды представляют и защищают свои проекты. На самом деле важна любая помощь.

«Лучше человеку дать денег напрямую».

Не всегда согласен. Бывают случаи, когда больного ребенка кладут в хоспис. У него неизлечимая болезнь, которую не вылечить никакими деньгами. В таких случаях некоторые фонды продолжают собирать деньги, но уже не для ребенка, а для себя, на будущее. Наш фонд работает вплотную с лечащими докторами. Мы собираем деньги только на основании личного заявления и ходатайства доктора. Нет такого, что я захотел и самовольно купил билет в Москву кому-то. Дайте обоснование, и я куплю его.

То есть ваш фонд осуществляет полный контроль, чтобы деньги доходили и тратились по назначению?

Совершенно верно. И нас проверяют. Раньше проводился обязательный ежегодный аудит. Мы должны были нанимать и платить аудиторам по 25 тысяч рублей. Сейчас фонды, получающие до трех миллионов рублей в год, освобождены от проверок, отчетность остается на совести правления фонда. Я, например, работаю ограниченно. Я не имею права расходовать больше 50 тысяч рублей без согласования с правлением. Если мне нужно потратить больше этой суммы, то я ставлю вопрос перед правлением и записываю в протокол, на что нужно направить средства. Вся эта отчетная информация открыта на нашем сайте.

«Это естественный отбор». Видимо, имеется в виду, что больным детям не нужно помогать, они должны существовать в рамках естественного отбора.

С этим я не согласен. Мы делаем все возможное, чтобы отчаявшиеся родители не чувствовали вины за то, что не могут помочь ребенку. Иногда мы заставляем родителей ехать в Москву, хотя они говорят фразы в духе «Бог дал — Бог взял». Вместе с докторами работаем над тем, чтобы они все-таки слетали в столичную клинику, вдруг получится вылечиться. А если не получится, то тогда на совести родителей хотя бы не будет тяжести от того, что они ничего не делали. Раньше мы отправляли их и в другие страны: в Германию, Израиль, Францию, Испанию. Сейчас же уровень нашей медицины намного повысился. Хотя, естественно, медаппараты, которые борются с онкогематологическими заболеваниями, зарубежные, а не отечественные. Говорить «Бог дал — Бог взял» нельзя, нужно хотя бы попытаться помочь ребенку.

«Замаливает грехи».

Может быть. Мы не лезем в душу благотворителей, у каждого человека могут быть свои причины, чтобы внести взнос в фонд.

«Фонды пилят деньги».

Я понимаю, почему так могут говорить. Особенно сейчас, когда организатора фонда «Подари жизнь» Чулпан Хаматову обвиняют в том, что 2,5 миллиона долларов ушло из фонда неизвестно куда. С этим ничего не поделаешь, если есть такие бешенные деньги, то их могут уводить. Но у наших мелких фондов нет таких сумм, чтобы можно было их распиливать.

Да и зачем это делать, мы работаем добровольно, на общественных началах. Нам активно помогают сами врачи, хотя это не входит в их обязанности. Доктора могут просто выписать направление и больше не заниматься пациентом, но в нашем случае они оформляют бронь за пациентов, сбрасывают карточку больного, чтобы когда человек прилетал в Москву, его приняли в клинике в тот же день.

«Всех не спасешь»

Согласен. Но если есть возможность, мы отправляем самолетами в Москву всех нуждающихся, независимо от их материального положения. В столице их встречают волонтеры, увозят в больницу, провожают в аэропорты, если человек сам не может ориентироваться в городе. Я звонил, спрашивал, что это за волонтеры, откуда. Мне сказали, что ребята за помощь больным детям и взрослым получают баллы, которые учитываются при поступлении в институт.

«Они все жулики».

Иногда создаются фонды, но они прямо не называются благотворительными, это слово избегается. Необязательно, но это может быть признаком жуликов. Часто по вагонам, в общественном транспорте люди ходят и собирают деньги на лечение. Если они просто берут деньги и не дают никаких приходников (приходный кассовый ордер — Бабр), то это мошенники, которые 50% собранных средств забирают себе «в черную» на зарплаты. С одной стороны, они вроде белые и пушистые, помогают людям. Однако благотворительные фонды по закону не имеют права тратить на свое содержание более 20% от пожертвований.

Небольшие региональные фонды, как в Бурятии и в Иркутской области, работают «в одно окно» с докторами. Пациентам не нужно приходить в офис или писать на сайтах, чтобы получить помощь от нашего фонда. Достаточно в самой больнице подать заявление на материальную помощь, на оплату жилья в другом городе и так далее. Бывает, что пациент, прилетевший в другой город, не сразу попадает в больницу, ему еще нужно собрать анализы.

Нужно ли что-то изменить в законодательстве, чтобы фондам стало лучше работать?

Есть такой пример. Когда человек получил инвалидность, он имеет право через Соцстрах (государственный Фонд социального страхования — Бабр) купить билеты на самолет. Но государственная система отличается от фондовой. Пациент должен купить билет за свой счет, отчитаться и получить возврат средств. Но ведь у человека может отсутствовать необходимая сумма в конкретный момент времени. Фонд же сразу покупает билеты.

Фото: минсоцзащиты Бурятии, Зорикто Дагбаев, здоровое-питание.рф