Некрофилия, или Любовь к империи
Что такое власть? Ответить на этот вопрос не мог ни Фуко, ни интеллектуалы всего мира, теряясь в вереницах причин и следствий, форм и проявлений, но оказываясь совершенно бессильными в определении самого предмета, ибо в первую очередь неясно, можно ли власть определить как «предмет», а, следовательно, и поддается ли она исследованию.
Сказать о власти, что она «понятие» было бы просто несправедливо, слишком физически ощутимой она является буквально для каждого жившего в этом мире.
Неопределимая сила, пронизывающее бытие, приводит к таким оксюморонам как «власть свободы» или «власть слабости», и никуда от них не деться. Все обладает властью, и все власти подчинено: есть власть хаоса и власть порядка, власть разума и власть безумия, власть деспотизма и власть демократии, власть варварства и власть цивилизации, власть отца и власть сына, власть любящего и власть любимого. Как собрать воедино это бесконечное разнообразие одного и того же, и кто способен дать внятный ответ на вопрос, что общего есть во всех этих неисчислимых формах проявления власти? Философия, политика или социология, психология, экономика или история, гносеология или онтология? Да и вообще, возможно ли бытие без власти, а власть без бытия? Быть может, власть – это истина? Вразумительного ответа пока еще никто не дал, и ничто не дало, так что возникает сомнение в самой возможности подобного ответа.
Впрочем, нет более внятного материального, физического и телесного осуществления власти в истории человечества, чем империя. Империя – власть Gratia Dei, власть Божию милостью, власть исключительная и священная, превосходящая любую другую, власть, вручающая право распоряжаться не только жизнью и смертью своих подданных, но даже и их совестью, власть, чей авторитет превосходит авторитет отца, разума и веры. Империя обладает убежденностью в том, что ее культура единственна в своем превосходстве, что ее политическая сила непобедима, что ее социальная система непогрешима, и могущество неисчерпаемо. Империя – центр мира, истина в последней инстанции, концентрация власти духовной и светской. Империя выше, чем церковь, и религия лишь часть императорской власти. Imperium populi Romani – империй римского народа – дал имя этому осуществлению власти, так что империей называют и то, что было задолго до появления самого слова imperum, как, например, завоевания Александра Македонского, так и то, что появилось много после, вроде империй зла и империй нового порядка прошлого века. Великий Рим подчинил себе само время, сконцентрировал в себе и прошлое и будущее, и, создав зримый идеал власти и властности, поставил на колени все человечество. Имперский Рим, во всех своих реалиях, чистая абстракция, мало имеющая общего с городом Римом.
Обожествленный римский профиль, гулкий шаг легионов, золотые орлы, ряды копий и коней, сияющая арматура, фанфары, трубящие на земле и в небесах, славы с венками, крылатые гении, строгие лица победителей и вереницы пленников, в пыли влачащих цепи вслед за триумфальными колесницами и слонами. Империи естественны военная мощь, победа, слава, триумф и апофеоз, cosecratio, это последнее явление в иерархии власти, когда ее высший представитель, император, становится Divus, и уже ничто земное над ним не будет властно. Пространство – одно из измерений власти, а наиболее действенный способ пространственной организации власти, ее силы и божественности, это, конечно же, архитектура. Римская архитектура – образец всякой архитектуры для всех империй: холмы и панорамы, каскады лестниц и колоннады, триумфальные арки и алтари, размашистые своды и квадриги, глыбы мостовых и обелиски, и мириады изваяний, господ и рабов, победителей и пленников, обнаженных и одетых, бюсты, бюсты, бюсты, бюсты божеств и смертных, достигших обожествления, и, следовательно, бессмертия.
Юлий и Август, Тиберий и Клавдий, Нерон и Гальба, Тит и Веспасиан, - застывшие в вечности лики власти, властный пантеон, маяки империи, олицетворение могущества и избранности. Величественные, жестокие, тщеславные, пустые, ограниченные и бессильные; первый был мужем всех жен и женой всех мужей, второй прижигал волосы на ногах скорлупой грецких орехов; третий блевал, обжираясь; четвертый наряжался в бабьи тряпки, один был жаден, другой был лыс. Книга Гая Светония Транквилла просто карикатура на власть и на ее земное воплощение, - империю. Неужели эти больные и несчастные люди, чье существование было отравлено ненавистью окружающих, стали образцом для человечества, вновь и вновь множащего примеры империй? Да и вообще, есть ли что-либо более ненавистное для любого разума, чем империя со всей ее убежденностью в избранности, непогрешимости, в тщеславном упоении властью, тупостью военных маршей и военных побед, необходимых ей для унижения человечества и человечности, чтобы постоянно доказывать свое превосходство. Империя столь же отвратительна, сколь отвратительна публичная казнь, и только толпа может восхищаться ею. Быть может, империя просто болезненная опухоль на теле истории, имперское сознание – набор комплексов, а власть – патология мирового духа. Во всяком случае, многие приличные люди считали именно так.
Впрочем, что пройдет, то будет мило…
В центре композиции, украшающей фронтиспис замечательной серии гравюр Джованни Батиста Пиранези, посвященной Риму, Vedute di Roma disegnate ed incise da Giambattista Piranesi architetto veneziano, помещена Dea Roma, мощная женщина в панцире и воинственно оперенном шлеме, с эгидой на груди, восседающая на троне мира. Dea Roma, божественное воплощение Рима, magnifica ed aeterna. Вокруг нее, в живописнейшем беспорядке, поросшие травой, лежат и стоят колонны и бюсты, сфинксы и саркофаги, гигантская стопа Константина и безрукий-безногий торс Антиноя, а на арку, сложенную из огромных камней, взгромоздились двое нищих, оборванных, тощих и нелепо жестикулирующих, как будто они одержимы пляской святого Вита. Сама Dea Roma потеряла левую руку вместе с копьем, а правая, лишенная статуэтки Виктории, которую она должна была сжимать, разжата в умильном жесте просьбы о милостыне. Империя…
Слово consecratio кроме «обожествления» имеет еще значение «проклятия, обречения на гибель». Omnis consecratio, quae offertur ab homine, mortis morietur. Consecratio не только обожествляет, но и вочеловечивает. Падшая Римская империя оказывается привлекательной и манящей, и утратившая атрибуты власти Dea Roma чиста, невинна и беззащитна. Рим Пиранези неотразим в своих руинах, поросший маками Колизей являет воплощение идиллии, и крошечный болотистый ручеек под названием Рубикон ведет, оказывается, в чудный миф о величии империи после ее падения. В конце концов, империя прекрасна.