Сусака-мусака второй свежести. «Волшебник Изумрудного города» в Иркутском музыкальном театре
Я помню мир совсем другим,
в нём было место волшебству...
Из мюзикла «Волшебник Изумрудного города»
84-й театральный сезон Иркутский музыкальный театр решил открыть семейным мюзиклом. Вернее, детской сказкой с прекрасной музыкой Евгения Загота и остроумным текстом Александра Мацко и Андрея Слепченко, в которой... не нашлось места волшебству.
Мюзикл «Волшебник Изумрудного города» – известное произведение нашего современника, до ИМТ уже поставленное в Краснодаре, Барнауле и Хабаровске, столичном Детском музыкальном театре юного актёра и Театре музыки, драмы и комедии Новоуральска, Новошахтинском драматическом театре и... минском театре «Территория мюзикла». Откуда, собственно, и перекочевал в Иркутск вместе с режиссёром Анастасией Гриненко.
К слову, на иркутскую премьеру композитор не приехал. Видимо, не захотел, будучи научен печальным опытом постановки в Иркутске мюзикла «Декабристы», вновь услышать то, что сделал с его музыкой так называемый маэстро Виктор Олин.
Как и предыдущие переносы «Новогодней битвы магов» и «Сватовства гусара», «Волшебник Изумрудного города» – полная и бессовестная калька со спектакля «Территории мюзикла» от той же постановочной группы. Полная – потому что не придумано ни одной новой детали и ни одного нового движения, бессовестная – потому что за выполненную ранее работу в другом театре постановщики получили ещё по одному свеженькому гонорару.
Не говоря уже о полном отсутствии творческой составляющей и вопросах об интересе истинного художника делать второй раз одно и то же по тем же эскизам, лекалам и наработкам. Творчество? Нет, не слышали. Режиссёр Гриненко может сколько угодно говорить в интервью о любимой с детства сказке и желании, чтобы в Иркутске шёл этот прекрасный мюзикл, но тогда уж и сделать его нужно было достойно, с использованием всех технических возможностей театра и хотя бы попытавшись усовершенствовать своё же творение двухлетней давности.
В спектакле перенесено всё: от дизайна программки до разводки мизансцен, сценографии, хореографии, световых решений, звуковых эффектов, экранных заставок и костюмов. И ладно, если бы всё это было близким к совершенству или хотя бы удачным и качественным. Но, например, то, что изобразила на экране художник по свету из Минска Екатерина Пустовалова, в Иркутске нарисовал бы левой пяткой и смонтировал с закрытыми глазами последний дилетант.
Ещё хуже обстоят дела с декорациями. Подвешенные к штанкетам белые тряпичные полосы, изображающие «деревья дремучего леса», ручные фурки с картонными колосками и цветочками... Спектакль получился «плоским», а возможности театра, недавно оснащённого новой машинерией и световым оборудованием, использованы процентов на десять.
Сценографом «Волшебника», кстати, заявлен Дмитрий Якубович. Тот самый мастер на все руки, который и заврежуправой, и актёр, и хореограф, а теперь вот ещё и сценограф. Правда, художником-постановщиком минской версии был не он, а... Андрей Меренков – главный художник Белорусского музыкального театра. Получается, Меренков подарил Дмитрию Николаевичу свои эскизы на память о Беларуси? Или ребята по‑дружески договорились поделить гонорар? Или... ну нет, о том, что минский художник не в курсе, что спектакль по его эскизам идёт в Иркутске, не хочется даже начинать думать.
Кто-то скажет, какое нам дело до минской постановки, наш зритель её не видел, и сравнить ему не с чем. Спектакль в Минске умер вместе с театром, сам же мюзикл прекрасен, костюмы бесподобны, так почему бы и нет.
Всё это так. Но «Волшебник», как уже говорилось, идёт во многих театрах страны. И у Иркутска была возможность, благо материал это позволяет, поставить мощный спектакль на высоком техническом уровне, который бы как минимум не уступал «Волшебникам» в других городах. Однако репертуар ИМТ пополнился постановкой на уровне прошлого века:
без современной сценографии, без технических трюков и, как следствие, без волшебства.
Потому что для волшебства нужна режиссёрская фантазия. Главный же режиссёр ИМТ Анастасия Гриненко не додумала ни полёт домика Элли во время урагана, ни трансформирование Тотошки, ни появление Страшилы на шесте и снятие его оттуда, ни гибель Бастинды, которую Мигуны «стыдливо» прикрыли зонтиками, ни метаморфозы Гудвина в Огненный Шар и Морскую Деву, ни его полёт на воздушном шаре, ни перемещение Элли и Тотошки из волшебной страны домой.
Может, и сцена с оврагом была купирована из‑за того, что режиссёр не придумала, как срубить дерево? А сцена‑то важна, она показывает зрителям, что мозги у Страшилы на самом деле в наличии.
Не до конца раскрылся и образ «великого и ужасного» Гудвина. Не только из‑за отсутствия перевоплощений, но и вследствие купирования его музыкального номера. Зрители так и не узнали, что «сложно быть таким, как все» и «хочешь жить – умей вертеться». Более того, из‑за неспособности постановщиков «организовать» ураган с вышедшим из‑под контроля воздушным шаром зрители остались в уверенности, что Гудвин подло «кинул» Элли, улетев в Канзас в одиночестве по собственной воле.
Можно допустить, что в ДК профсоюзов, где в основном показывала спектакли «Территория мюзикла», для сценического волшебства не было технических возможностей. Поэтому Гудвин улетает уезжает на автомобиле отца Элли с привязанными к нему воздушными шариками, на этом же автомобиле выкатывают на сцену Страшилу, а мама Элли на глазах изумлённой публики выносит из‑за кулис плюшевого Тотошку вместо ретировавшегося своим ходом «говорящего пса».
Единственный трюк, который увидели зрители, – подъём в люльке на заднем плане Гингемы во время колдовства. Непонятно только зачем, ведь, судя по тексту, в этот момент колдунья как раз должна подсыпать ингредиенты своего адского зелья в котёл, да и саму разрушительницу Канзаса за тряпочками было почти не видно.
Вытащили премьеру, как это часто бывает в ИМТ, актёры. И здесь, конечно, нельзя не сделать реверанс в сторону постановочной группы за точные попадания в образы при распределении ролей. Хотя чему удивляться, ведь материал им очень хорошо знаком.
Очаровательная, не по годам глубокая и успешно справившаяся со сложной вокальной партией Элли Дарья Щур.
Родившаяся ведьмой Софья Сучкова и не до конца сумевшая побороть человеколюбивую внутреннюю сущность Кристина Рагиль в образах Гингемы и Бастинды.
Разные и яркие Тотошка и Виллина от дебютантки с многообещающим потенциалом Анастасии Солохи.
Брутально-уморительный Трусливый Лев Романа Лукьянчука и слегка обозлённый на этот пугающий мир Лев Евгения Рекутного.
Убедительные папы-Людоеды Максима Колесникова и Александра Баязитова.
На стиле оба Фарманта того же Евгения Рекутного и Егора Кириленко.
Стопроцентный и безусловный Гудвин Станислава Чернышева.
На своих местах Страшилы Станислава Грицких и Александра Зайцева, Железный Дровосек Никиты Мещерякова с прекрасно прозвучавшей балладой и мама-Зеркало Анны Захаренковой.
В первый премьерный день компания друзей-путешественников за счёт опыта и уверенности в себе получилась более собранной. А вот юной и не слишком верящей в себя компании второго дня явно не достало стержня, на который можно было опереться, поэтому каждый «выплывал» как мог. Вопросы можно задать и к уровню вокала Элли Марии Ванчиковой, и к подаче текста Тотошкой Юлии Цивилёвой, и к Дровосеку новичка труппы Евгения Изибаева, которому попросту не хватило комплекции, чтобы убедить зрителей в своей силе и выносливости. Как не хватило доброты и искорки обаяния Виллине в исполнении Яны Ивановой.
Ну и не совсем понятно, зачем понадобилось наряжать мам Элли и волшебниц Виллин в Маки и Фрейлины. Можно предположить, что в минском театре ощущалась нехватка артисток хора. Но не может же быть, чтобы перенос спектакля был до такой степени формальным. Или может?
Не обошлась премьера и без фирменной фишки дирижёра Олина – замены самого сложного музыкального фрагмента произведения звукозаписью. На этот раз повезло летучим обезьянам, танцевавшим под фонограмму. Зато хоть один номер в спектакле прозвучал объёмно, масштабно и ритмически точно. И если уж говорить о слабых звеньях среди исполнителей, то главное из них – это оркестр с товарищем, стоявшим за дирижёрским пультом.
Неужели в руководстве театра не осталось людей с музыкальным слухом и чувством ритма? Неужели никто не слышит, что творит с оркестром и солистами этот напыщенный любитель поклонов и громких объявлений своего имени, которого в своё время выперли из всех театров, где он пытался самоутвердиться? При этом его талантливый молодой коллега Михаил Тарасов, до прихода Олина в театр державший чуть ли не половину репертуара, усердно полирует, выражаясь спортивным языком, скамейку запасных.
Буридо-фуридо, сусака-мусака... С такого заклинания Гингемы начинается «Волшебник Изумрудного города» Евгения Загота, Александра Мацко и Андрея Слепченко – яркий и непростой мюзикл с огромными возможностями для театра. Вот только в Иркутске сусака-мусака оказалась второй свежести, места в которой волшебству не нашлось.
Фото: Eoella Kirilenko / imt38.ru, vk.соm/irkutskmusicaltheater, Валерия Башкатова / culture38.ru