Русская штурмовщина против русских «штурмовиков»
Новый главный национальный праздник страны, слава Богу, прошел. Милицейские начальники и прочие ответственные за порядок смогли вздохнуть с облегчением. Народу на улицы вышло немного, стычек почти не было, в Москве позадержали вроде бы несколько сотен человек, но скоро отпустили.
Совсем уже впритык к торжественной дате многие россйские города вслед за Москвой объявили о запрете “Русского марша”, некоторые спешно придумали, чем заполнить праздничный день. В Екатеринбурге, например, решили провести Панихиду по убиенным в сражениях за единую Россию. Пока, Бог милостив, без кавычек.
Позорную проблему - введенный Кремлем два года назад красный день календаря грозил превратиться в победное шествие воинствующих ксенофобов по улицам российских городов - власти соорудили себе своими руками. Ксенофобия, конечно, возникла и без кремлевских усилий, и скинхеды занимались своим гнусным делом и до объявления 4 ноября национальным праздником. Но со свистом пропустив закон о новой дате через положенные инстанции и не озаботившись наполнить ее содержанием, не задумавшись, что же, собственно, будет происходить, когда дата наступит, российские власти отдали инициативу тем, у кого все это давно готово: и содержание, и лозунги, и личный состав.
Придумывание национального праздника в начале ХХI века - в любом случае странная затея. В празднике главное традиция: празднуем, не особенно задумываясь, что и когда случилось, — просто потому что всегда в этот день ходим на демонстрацию, пускаем фейерверки или сжигаем какое-нибудь чучело.
С четвертым ноября затея вдвойне сомнительная: непонятно, с чего бы вдруг новый праздник. 7 ноября вводили те, кто в 17-м сверг «власть помещиков и капиталистов» и, победив врагов в долгой и кровавой гражданской войне, устроил на месте старой России совершенно новое «государство рабочих и крестьян», 12 июня ввели, было, те, кто в 91-м победил режим КПСС и стал строить на его месте государство на новых основаниях. Но основания оказались непрочные, и праздник не прижился. У тех, кто навязал российским гражданам 4 ноября, нет своей даты, а вместо победы – ползучая реакция. Дату вытащили из времен и событий, ничем не отзывающихся сегодняшним гражданам России и никак не связанных с сегодняшними ее правителями.
Вдобавок, новый праздник с самого начала замешан на лжи и халтуре: неистребимых качествах российской государственной власти. На лжи, потому что обоснование праздника скандально расходится с историческими фактами. И потому, что выбор именно этой даты на самом деле был вызван желанием подобрать что-нибудь поближе к 7-му, чтобы сам красный-день-календаря отобрать у зюгановцев. 4 ноября было введено законом еще в конце 2004-го, но никто не удосужился ни разъяснить народу официальной версии исторических событий четырехвековой давности, ни что, собственно, празднуется и что в этот день положено делать: раз объявлено народное единство, следует ли забыть об имущественных и национальных различиях и возлюбить своего российского ближнего.
Спустя год, в 2005-м, о празднике что-то слышали не более половины граждан. Кремль собрал у себя знатных благотворителей, не затрудняя, впрочем, себя объяснениями того, символизирует ли это мероприятие окончание Смуты, изгнание поляков или восшествие на престол династии Романовых. Кое-какие регионы на свой страх и риск устроили праздничные шествия и народные гуляния. В Москве три тысячи человек прошагали ксенофобским маршем.
И даже после того как они беспрепятственно прошли по Москве, еще целый год никто не собрался с мыслями, чтобы хоть во второй-то раз устроить свой новый праздник так, чтобы не вышло конфуза.
Ко второму разу о том, что четвертое ноября объявлено главным национальным праздником России, знало уже чуть больше половины наших сограждан - почти столько же имеет представление о заморском празднике Хеллоуин. Впрочем, даже и те, кто знал, существенно разошлись в том, что отмечаем: то ли празднуем примирение и согласие, то ли ликуем по поводу народного единства, то ли торжествуем в связи с изгнанием поляков (впрочем, поляки никого в России особенно не интересуют: о них вспомнили процента три).
Только за пару недель до 4-го – после Кондопоги и антигрузинской кампании – когда перспектива «Русского марша», да не только в Москве, а чуть не во всех крупных городах, обрисовалась во всей красе – власти испугались и забегали.
Тут уж не до торжеств: вместо празднеств и церемоний пришлось спешно проводить работу с предводителями ксенофобов, разворачивать охранные мероприятия и демонстрировать решимость в борьбе с фашизмом. Собирался ли Кремль превратить слет благотворителей в ежегодную традицию в день 4 ноября, неизвестно, но как тут будешь праздновать народное единство, произносить приветственные речи и заздравные тосты, если власть с головой погружена в этакую обкомовскую планерку. Так и слышишь: «Иркутск, почему не отменили фашистский марш! Допустите беспорядки, пеняйте на себя!» "Москва, что у вас?" – "Обстановка спокойная, группу провокаторов оттеснили с набережной, в метро идет жесткое патрулирование вагонов и платформ". "Петербург, ответьте!" – "Все под контролем, предотвратили стычку фашистов с антифашистами".
В общем, кое-как разобрались. К будущему году кремлевские кураторы, по всей видимости, придумают какой-никакой канон для нового праздника, все-таки 4 ноября приходится перед самыми думскими выборами.
Александр Твардовский, тонкий знаток российских государственных обыкновений, писал в «Теркине на том свете»: «Это вроде как машина скорой помощи идет. Сама режет, сама давит, сама помощь подает». Черчиллю тоже вот приписывают фразу о том, что большевики блестяще справляются с проблемами, которые сами себе создают.
Эх, праздновали бы себе дальше 7 ноября, чего им неймется!