Евросоюз или «Объединенные европейские эмираты»?
Недопонимание в отношениях Евросоюза и России вызвано изменением нашего положения. Более 15 лет наша страна не существовала в глобальной политике и была географическим, но не политическим понятием. За это время Запад в целом и Евросоюз в частности привыкли, что у России нет никаких интересов.
Поэтому, когда Россия начала осознавать, а затем и заявлять свои интересы, для Евросоюза это оказалось даже не неожиданностью, а шоком – как если бы какие-нибудь муравьи вдруг потребовали бы права голоса!
Разумеется, Россия не идеальна, и мы лучше европейцев знаем ее недостатки. Но некоторые обвинения в наш адрес настолько оригинальны, что нуждаются в рассмотрении.
Например, нам ставят в вину, что мы используем энергетику как инструмент влияния. Но ведь каждый использует то, что имеет. У нас нет 300 сортов сыра, как у Франции, нет языка всемирного общения, как у Великобритании, нет даже армии. Возможно, кто-то хотел бы, чтобы мы использовали для влияния на Европу бомбардировки, как это делали США всего 7 лет назад, но мы не будем бомбить Европу не только потому, что не можем, но и потому, что не хотим. У нас есть нефть и газ, и мы используем именно их.
Россию обвиняют в том, что она предпочитает вести переговоры с отдельными странами, а не с Евросоюзом в целом. Это правда, но причина в том, что с отдельными странами можно договариваться, а с Евросоюзом в целом это почти невозможно.
Причина в сложности согласования позиций стран, образующих Евросоюз. Оно настолько сложно, что согласованную позицию уже нельзя изменить. В результате, диалог по-европейски – это диктат. Вести диалог с Евросоюзом – то же самое, что говорить со стенкой или с магнитофонной записью, которая прокручивается практически без изменений в ответ на любые ваши аргументы.
В 2001 году, после 11 сентября, Путин в бундестаге предложил Евросоюзу стратегический обмен: энергию в обмен на технологии. Евросоюз не ответил России до сих пор – и это еще раз подтверждает ограниченность возможностей сотрудничества с Евросоюзом.
При этом важной проблемой Евросоюза является некомпетентность, возведенная в принцип. Причина этого явления мне неизвестна, но само оно бесспорно.
Я регулярно слышу, что, оказывается, Шувалов диктовал Евросоюзу свои правила игры! Мне тоже не нравится этот персонаж, но давайте не будем «судить дезертиров за воровство, а воров за дезертирство». Напомню, что, когда осуществлялась либерализация европейского рынка газа, нам начали говорить: знаете, у нас в Европе теперь новые законы, так что мы долгосрочные соглашения выполнять не будем. Естественно, мы требовали от Евросоюза выполнения его обязательств, а теперь выясняется, что это диктат!
Раз в 2-3 месяца я с большим интересом узнаю, что вина России перед Европой в том, что у нее нет реформы энергетического сектора! Хотя реформа электроэнергетики по английскому образцу уже привела к утрате управляемости отраслью и стала самостоятельным риском для энергетической безопасности – но отрицать ее факт просто нелепо. Демонополизация же Газпрома обсуждалась, но не более.
Европейские аналитики сетуют, что европейские компании не имеют доступа на российский рынок инвестиций. Хотя иностранные инвестиции в Россию уже несколько лет растут на 30-50% в год, и, если 6 лет назад это были в основном возвращающиеся российские деньги, то сейчас это на три четверти иностранные капиталы, не менее половины из которых – европейские. В России долгое время наблюдался отток частного капитала; в последние полгода, во втором и третьем кварталах 2007 года, чистый приток частного капитала превысил 30 млрд. долл. – и колоссальная часть этих денег европейские.
У нас есть проблема вытеснения российского частного бизнеса иностранным из-за того, что иностранный бизнесмен, которого защищает его государство, платит значительно меньше взяток, чем российский. Поэтому один и тот же завод при одинаковом управлении может быть убыточным у российского хозяина и сверхприбыльным у иностранного — а нам жалуются, что европейский капитал не пускают в Россию!
Раздаются призывы критиковать Россию за недостаток демократии. Это классический пример «двойных стандартов»: выборы в Ираке признаны демократическими, выборы в Афганистане признаны демократическими, выборы в Грузии признаны демократическими, а выборы в России, видите ли, не демократические!
Я не сторонник демократии по-путински, но при всех недостатках построенный им «авторитаризм» значительно лучше той демократии, которую Запад построил в Ираке и Афганистане.
Некоторые польские аналитики прямо говорят: «Северо-Европейский газопровод пошел в обход Польши из-за позиции Польши!» И тут же делают логический вывод: значит, во всем виновата Россия.
И эти люди хотят, чтобы с ними сотрудничали, как с нормальными – в то самое время, когда почти каждое их слово убеждает в правоте «путинского стиля» поведения?
Сейчас модно говорить об энергетической безопасности. Ни разу ни один европеец не дал никакого содержательного комментария о том, что, помимо безопасности потребителей, есть и безопасность поставщиков. Последнюю просто отказываются рассматривать.
В Лахти Россия столкнулась с единым фронтом стран ЕС, потребовавшим от нее ратификации Договора к энергетической хартии — свободного доступа к нашим трубопроводным системам без предоставления каких бы то ни было гарантий по транзиту и объемам закупок именно у нас.
Прошлый раз такое требование предъявляли России некоторые революционеры. Они хотели отдать чужих женщин в общее пользование точно так же, как сейчас Евросоюз хочет отдать в общее пользование чужие трубы. Аргумент прост: мы лучшие, мы носители единственных истинных ценностей, и вы обязаны нам подчиняться!
С практической точки зрения, подобные ситуации заканчиваются приоритетными закупками энергоносителей у трейдеров, конкурирующих с российскими. При этом приоритет определяется политическими причинами. Пример – ситуация с проливами Босфор и Дарданеллы: озабоченная экологией Турция ограничивает проход танкеров с российской нефтью, но не конкурирующей с нами нефтью Каспийского трубопроводного консорциума, который вдвое увеличил свои мощности. Если Россия ратифицирует Договор к Энергетической хартии, Евросоюз начнет закупать энергоносители у своих собственных трейдеров, объявив российских трейдеров «непрозрачными» или «сотрудничающими с диктаторским режимом Путина», или же найдя какой-нибудь еще предлог.
Однако дело имеет и теоретический аспект.
Договор к Энергетической хартии обеспечивает интересы только потребителей, но не производителей. Не давая гарантий по транзиту, он тем самым ущемляет интересы России, что показал украинский кризис. Выходом мог быть обмен доступа к российским магистральным трубопроводам на гарантию наших транзитных интересов или на доступ к распределительным сетям Евросоюза (чтобы компенсировать риски прибылью). Но и в том, и в другом, за исключением отдельных не делающих погоды эпизодов, с возмущением отказано.
Тема «энергетической безопасности» стала актуальной в Евросоюзе после украинского кризиса, когда Россия некоторое время не смогла обеспечивать надежные поставки газа в условиях несанкционированного его забора Украиной и экстремально холодной зимы.
Да, Россия продает Евросоюзу газ на западной границе Украины, поэтому проблемы ее поведения – это наши проблемы.
Однако в период возникновения газового кризиса украинские власти в политическом отношении находились под доминирующим контролем европейцев, которые просто не захотели помочь себе сами. Более того: проблемы с газоснабжением европейцы практически создали себе сами, сначала «замотав» идею газового консорциума, а затем раздувая антироссийскую позицию части украинского руководства. Обвинять Россию в последствиях своей политики, возможно, является нормой для Евросоюза, однако эта норма деструктивна и не ведет ни к чему, кроме дискредитации в России и Евросоюза, и европейских ценностей.
Проблема в том, что Украина не может покупать газ по европейским ценам. Но это ее проблема. Если бы Украина была не независимым государством, а сателлитом России, мы имели бы основания давать ей скидку в качестве платы за подчинение. Но Евросоюз настаивает на независимости Украины и других стран постсоветского пространства от России, и мы полностью разделяем эту позицию. Но вот только когда мы признаем суверенитет Украины не на словах, а на деле, в том числе и в области цен на энергоносители, Евросоюз вдруг перестает нас понимать и не поддерживает наши попытки получения адекватной цены за наши энергоносители (в том числе и собственностью, раз уж у Украины нет денег). Именно подобные эпизоды привели к тому, что словосочетание «европейское лицемерие» стало в России столь же устойчивым, как, например, «японское трудолюбие» или «американская эффективность».
И, если Евросоюзу не нравится, что бедные белорусы, украинцы и грузины будут слишком много платить за российский газ — кто мешает ему заплатить за них? Американские налогоплательщики содержат правительство Саакашвили, платят ему зарплату – почему бы европейским налогоплательщикам не оплачивать энергию, которую потребляет Грузия? Прецедент был: в 90-е годы США дотировали Чехию, чтобы она не покупала российский газ, а пользовалась бы более дорогим норвежским.
Сознавая все это, Россия предприняла попытку защитить Евросоюз от зигзагов внутриукраинской политики и договорилась с правительством Венгрии о строительстве в этой стране значительных подземных хранилищ газа. По завершении этого строительства Евросоюз перестанет быть заложником своих украинских партнеров: даже если Россия будет вынуждена в связи с воровством ограничить поставки в Евросоюз через Украину, Евросоюз будет получать российский газ из этих хранилищ.
Но буквально в день достижения договоренностей об этом в Венгрии были организованы массовые антиправительственные выступления. Поводом для них стала запись грубых высказываний премьера, загадочным образом попавшая на государственное радио. Отставка премьера с высокой степенью вероятности сделала бы невозможным строительство подземных газохранилищ в Венгрии.
Изложенное показывает иррациональность позиции Евросоюза по вопросам энергетической безопасности.
Я отношусь к Путину негативно и считаю его несчастьем для России, но основная претензия к нему в отношениях с Евросоюзом в том, что, будучи близок к нему по своему опыту и стремлению к комфорту, Путин склонен к чрезмерным уступкам и к недостаточному отстаиванию интересов России. Отчасти это вызвано также наличием не только российских, но и частных интересов, причем Евросоюз с удовольствием обменивает удовлетворение отдельных частных интересов «друзей Путина» на его отказ от значительно более масштабных общероссийских интересов.
Классический пример — разрешение на реэкспорт российского газа, которое в 2003 году было выдано Путиным Германии, Франции и Италии в обмен на их отказ от критики России по поводу «дела ЮКОСа». Знаменательно и отсутствие реакции на чудовищное заявление Еврокомиссии, которая в этом году пыталась требовать ратификации Договора к Энергетической хартии, шантажируя Россию отзывом согласия Евросоюза на присоединение России к ВТО.
Таким образом, основанные на реальности, а не на попытках ущемить Россию, претензии к Путину не имеют отношения к вопросам энергетической безопасности Евросоюза. Есть лишь одно исключение. Весьма показательно, что именно оно не высказывается европейскими представителями.
Дело в том, что Газпром перенапрягся из-за искусственного превращения в непрозрачную многоотраслевую корпорацию – в становой хребет государственного капитализма по-путински. Обслуживание власти, в том числе ее усилий по вытеснению из экономики частного бизнеса, отвлекает все его административные и финансовые возможности. В результате разбуривание новых месторождений на Ямале началось, но идет, как представляется, недостаточно интенсивно.
Решение о сохранении национального контроля за Штокмановским месторождением обидело Запад, и в ближайшие годы ни одна сервисная компания мира не возьмется осваивать Штокмановское месторождение. Соответственно, оно останется резервом.
А старые месторождения постепенно вырабатываются, добыча на них снижается, из-за чего дефицит газа, если и не возникнет в 2007 году, то возникнет позже.
В условиях локальных нехваток газа, которые случились на внутреннем рынке России уже этим летом, это создает неуверенность в способности России выполнять экспортные обязательства.
Какое-то время газ будет идти на экспорт в ущерб собственной экономике, так как правящая элита России ориентирована на достижение личных коммерческих интересов, а не на развитие страны. Поэтому до 2011 года Евросоюз находится в безопасности.
Но после 2011 года может быть введен газопровод из Казахстана по маршруту Баку-Тбилиси-Джейхан. Он отсечет от России необходимый ей газ Туркмении и Узбекистана. Да, суммарное поступление газа в Евросоюз не изменится, но изменение маршрута поступления может привести к структурным диспропорциям.
В частности, новые члены Евросоюза с его северо-востока, считающие критику России главным критерием демократии и ключевой европейской ценностью, столкнутся с реальными, а не надуманными проблемами, потому что часть газа, которая сегодня идет через них или рядом с ними, будет идти через Турцию.
Переброска же части газа Средней Азии в Китай и вовсе лишит этого газа Евросоюз.
Для России же это будет означать «газовый голод» и принудительную, шоковую перестройку не только национальной экономики, но и всей структуры международных отношений.
Думаю, именно перспектива этой перестройки является сегодня главным вопросом стратегической перспективы. Но ради того, чтобы оторвать от России газ Средней Азии, европейцы готовы создавать дополнительные риски даже для себя, любимых!
Все это отталкивает Россию не только от Запада как такового, но и от Евросоюза, способствуя нашей переориентации на растущий центр мировой экономики – Китай и связанные с ним страны Юго-Восточной Азии.
Мы привязаны к Европе географией, традицией, инфраструктурой и культурой, но позиция Европы вынуждает нас, поддерживая взаимодействие в рамках существующей инфраструктуры, наращивать инфраструктуру сотрудничества не с ней, а с ее стратегическими конкурентами, уравновешивая Запад Китаем и исламским миром.
Это не очень приятно и очень опасно в первую очередь для нас самих. Но это не выбор России – это выбор Запада, который не оставляет нам иной траектории развития.