О решении непроблем

Президент России Дмитрий Медведев предложил Европе реформировать систему коллективной безопасности и провести на эту тему специальный саммит ОБСЕ в будущем году. ОБСЕ поставила эту смелую идею на голосование и провалила ее всухую — 55 голосами из 56-ти.

Тут надо сказать, что за звучной фразой «реформирование системы коллективной безопасности» скрывалось очень странное предложение, согласно которому НАТО не имеет права расширяться за счет новых членов, европейские страны не имеют права размещать американские ракеты на своей территории, а Россия имеет право делать все, что хочет. После войны в Грузии эти предложения звучали особенно миролюбиво и убедительно.

Непонятно не то, что медведевскую инициативу провалили, а то, что Россия вообще вынесла ее на голосование. Обычно Россия оповещает о своих планах по пересмотру мирового порядка только зрителей ОРТ и РТР, так что другие страны оказываются просто не в курсе глобальных инициатив Путина, Медведева или Лаврова. К примеру, зрители ОРТ и РТР могут услышать, что президент Медведев приехал на саммит в Вашингтоне и там предложил переустроить систему мировых финансов. Однако в Вашингтоне об этом не знают: там вспоминают о Медведеве как о «странном парне», который на следующий день после избрания Обамы президентом пригрозил разместить в Калининграде ракеты, а когда его спросили, почему он это сказал именно в этот день, он ответил, что не знал, что 4 ноября — такая важная для Америки дата.

Но самое удивительное в этой инициативе по реформированию системы европейской безопасности другое. У России есть две крупные проблемы. Проблема под названием «Китай» и проблема под названием «Кавказ».

Проблема под названием «Китай» заключается в том, что на Дальнем Востоке, по ту сторону Амура — 21-й век, а по эту — 19-й. С одной стороны — Благовещенск, с другой — Хейхе. С одной стороны — Забайкальск, а с другой — Маньчжурия, куда весь Забайкальский край ездит отовариваться. И в Маньчжурии стоят небоскребы, а в Забайкальске стоят обшарпанные пятиэтажки и поселок Санта-Барбара, где селятся таможенники.

В Китай едут лес и нефть, то есть сырье. Из Китая к нам едут промышленные товары. В Китай едут русские покупать и отдыхать, а из Китая к нам едут рабочие работать, и это придает всей дальневосточной и забайкальской экономике оттенок сюрреализма: на какие же деньги отоваривается население в Китае, если в Приморье и Забайкальском крае работают, прежде всего, китайцы?

Наплыв иммигрантов — не минус. Наоборот, для развитого государства это — плюс. Иммигранты — это наиболее деятельная часть населения. Проблема заключается в том, что там, куда едут китайцы, нет государства. Я много раз спрашивала, будучи в Чите или Владивостоке, слышали ли вы хоть об одном случае, когда китайца посадили за убийство другого китайца в России? Ответ: нет. Китайская община внутри России живет по своим законам, а не по российским.

При этом никаких попыток обсудить китайскую угрозу хоть на сколько-нибудь серьезном уровне не существует. Я не представляю себе, чтобы в России был чиновник-американец, который отделал бы город продукцией собственной американской компании. А вот в Чите был заместитель мэра-китаец, при котором город, включая площади перед памятником Ленина и перед приемной Путина, покрылся китайской плиткой. Я не представляю себе, чтобы мы заключили с Госдепом соглашение о продаже российской нефти по полушке за баррель. А между тем соглашение «Роснефти» с CNPC предусматривало поставки нефти в обмен на кредит, использованный на покупку ЮКОСа — по базовой цене 17 дол. за баррель.

Я не представляю себе, чтобы российский министр встал и сказал, что он продал Америке, ну, скажем, Якутию. А Рослесхоз в августе прошлого года заявил, что собирается отдать китайцам 1 млн га российского леса в долгосрочную — на 49 лет — аренду. Когда СМИ удивились, Рослесхоз пожал плечами и сказал, что он перепутал. И что речь идет не об одном миллионе гектаров, а об одном миллионе кубометров древесины. Спутали, что называется, гектары с кубометрами.

В отличие от США, Китай имеет реальные территориальные претензии к России. В отличие от наших чиновников, Китай мыслит тысячелетиями, а не долларами. Но проблему Китая мы не обсуждаем вообще — потому что на том уровне развала российской государственности, который мы имеем, ее просто страшно обсуждать. Легче обсуждать проблемы, которых нет — например, проблему коллективной безопасности в Европе.

Вторая проблема России — это Кавказ. Кавказ — и при царях, и при коммунистах — никогда не был интегрирован в Россию и тем представлял собой бесценное достояние. Любой империи, если она хочет быть империей, нужна разность потенциалов между культурами, глубокие различия между регионами и метрополия, которая остается метрополией, потому что она дает провинции больше, чем забирает от нее.

В России сейчас это соотношение грубо нарушено. Милиция в Москве обращается с уроженцами Кавказа как с гражданами второго сорта. Москва забирает у Кавказа все — честь, достоинство, право чувствовать себя гражданами империи. Москва считает себя вправе в Махачкале разносить дом из танка (представляете, чтобы в Москве разнесли из танка дом, только потому, что в одной из квартир засел преступник?) или проводить зачистки в ингушских селах, тем самым объявляя — и делая — каждого жителя этих сел пособником боевиков. Взамен Кремль дает Кавказу только одно — деньги, в расчете на то, что долларами можно затушить любой пожар. И пока сильные люди на Кавказе стреляют друг друга за бюджетные деньги, боевики всегда останутся маргиналами. Оно так и есть, но только до той поры, пока есть деньги. А сейчас деньги кончаются — и что будет с Кавказом?

Правда, нельзя сказать, что Кавказ не обсуждают. Обсуждают. Например, генерал Шаманов пару месяцев назад сказал, что обстановка на Кавказе тяжела и будет оставаться такой в связи с приближением выборов в США. Скажем так — это отнюдь не исчерпывающий анализ ситуации.

Российская внешняя политика очень проста. Мы решаем не те проблемы, которые есть. А те, которых нет. Мы не обсуждаем Кавказ, зато мы охотно предлагаем помощь в решении проблем безопасности Европы. Российские чиновники продаются Китаю на уровне, о котором страшно себе представить — зато мы защищаем интересы тридцати тысяч российских граждан в Южной Осетии. Что мы будем делать, когда китайское правительство захочет защитить интересы нескольких миллионов китайцев на обезлюдевшем Дальнем Востоке?

Иначе говоря, мы не решаем проблемы. Мы их создаем.