Ефим Шифрин - Бабру: «Проблема не в том, пойдёт ли Путин на 25-й срок. Проблема в клозетах»

Артист разговорно-певческо-танцевального жанра Ефим Шифрин на сцене – сущий клоун. Чуть ли не каждый его жест вызывает шквал аплодисментов. В жизни он – глубокомысленный философ, который любит Достоевского и почему-то избегает смотреть в глаза. И совсем не похож на себя сценического.

Шифрин докатился до провинции. В понедельник он примчался в Тайшет. С опозданием на несколько часов: ему довелось испытать на себе всё счастье, которое только могла даровать федеральная трасса М-53 на подступах к городу.

Но концерт начал вовремя. Зал битком. Первые ряды – сподвижникам организаторов. На остальных – традиционная чехарда с неизбежной борьбой за места и демонстрацией друг другу билетов. Но это всё пустяки, потому что в конечном счёте все получили ожидаемый вагон счастья.

Добрая треть зрителей – молодёжь. На концерте какой-нибудь безголосой Веры Брежневой увидеть её не диво. Об этом мы и поговорили с Шифриным.

- Как к Вам обращаться? Вы как-то говорили, что не любите отчеств.

- Ну лет пять ещё можно без отчества.

- Ефим, Вы писали, что одна из главных задач, которую ставите перед собой в своём творчестве, - это достучаться до молодёжи. Получается?

- Я заметил, что во всяких Живых Журналах, каких-то социальных сетях, в СМИ появились отклики о моей деятельности. Из них я понял, что уже не молод. Сам-то я этого не заметил, и вообще мало кто из привязанных к сцене людей может признаться даже себе в том, что период бурлящей юности закончился. А когда получаешь такие свидетельства со стороны, конечно, начинаешь что-то переоценивать, анализировать, вспоминать, что ты сделал, а что только хочешь сделать.

Понимаешь, что какая-то часть аудитории уже не твоя, и у неё уже какой-то другой выбор. Ведь нормально, когда люди другого поколения выбирают другой круг развлечений. Но это почему-то уязвляет. А может и не почему-то. Странно, что ещё недавно себя считал их частью, и вдруг в удел тебе достаются те, на кого ещё вчера смотрел, как на уходящий поезд.

Поэтому присутствие в зале молодых лиц меня очень вдохновляет. И понимаю, что я человек 21-го века, что я не застрял где-то на полустанке между двумя столетиями, а вместе с ними вошёл в новый век. В век с его технологиями, с этим вашим твиттером, с гаджетами, с каким-то новым представлением о жизни. Молодые лица в зале – это хорошо. Ну недаром же взрослые певицы и взрослые актрисы выбирают в спутники молодых людей. Оживляет же молодая кровь, правда?

- То есть вы не склонны бухтеть на молодёжь и жаловаться на то, что Вы таким не были?

- Я далёк от иллюзий, что будет так, как я хочу, поэтому не ставлю идиотских задач загадывать себе какие-то желания в отношении нынешней молодёжи. Мне понятно ворчание по поводу поколения, которое заступает тебе на смену. Оно – ворчание это - привычно и упирается в обычную классическую проблему отцов и детей. Я ещё недавно был «дети», а вступая в категорию «отцы», стараюсь огородить себя от этого ворчания. Оно совершенно бесплодное.

А те человеческие ценности, которые разделяет моё поколение, поколение моих отцов и пращуров всяких, неизменны. Они упирается в десять заповедей. И, конечно, хотелось бы видеть молодёжь способной мыслить, видеть её куда более активной, чем поколение тех, чья молодость выпала на времена застоя.

Мы, выросшие в государстве, в котором всё было стабильно и неизменно (и казалось, что никогда не кончится эта гниющая стабильность), видели какие-то незыблемые вещи: «И так всегда будет!» Но молодёжь сейчас легко переключается, легко выбирает новый формат. А огорчает меня то, что всегда огорчает стариков. Нам кажется, что в этом мелькании молодёжь не успевает остановиться на чём-то главном.

- Ну не только же молодёжь. По-моему, полно людей, которые не успевают зафиксировать внимание на чём-то важном. Которые и живут-то, чтобы вкусно поесть да сладко поспать…

- Да люди вообще живут только так, как сами хотят жить! Вот слушай. Однажды мы – Маковецкий, Виктюк и я - приехали в Индию. Как правильно наученные советские дети, мы, конечно, вовремя прочитали о хижине дяди Тома. И всё время всхлипывали там: боже мой, сколько нищих, как страна с такой историей могла до такого докатиться! Куча калек… и они все просят милостыню.

И индус, который нас сопровождал, весьма успешный бизнесмен, весь из себя полиглот, положил мне на руку на плечо и сказал: успокойтесь, если бы эти люди хотели работать, они бы работали. Чё-то меня это так задело! Думаю: шо это? Почему в человеке совершенно нет сострадания? Ведь кругом стоны и голь перекатная.

Так вот, с тех пор, как открылась наша страна, как эту железную занавеску со скрипом приподняли, возможности людей немножечко сравнялись. Не до конца, конечно; это станция недостижимая. Но я могу констатировать, что стартовые площадки у всех стали, конечно, не на одной прямой, но хоть в пределах какой-то математической близости.

Понимаешь, если оглядываться на мой путь, то можно только вздрогнуть. Дальше, чем я родился, вообще трудно родиться. Этот крохотный таёжный посёлок, который даже отдалённо не напоминает этот… как его… наш с вами любимый Тайшет, - совершенная дыра. Там сейчас даже и гастролей-то никаких не проведёшь. Там всё рухнуло. Но как-то хватило моей энергии, воли моих родителей, какой-то мистической силы, которая меня всё-таки каким-то образом перенесла географически в то место, где я смог реализоваться.

Родиться в провинции или родиться в неблагополучном районе – это ещё не приговор. Вот хватило же Ломоносову сил вместе с обозом из Холмогор дойти до Москвы. Человек сам волен выбирать свою судьбу.

Вот мы недавно были в одном городе, очень похожем на ваш, таком же депрессивном. …Хотя нет, ваш-то выглядит посвежей. А там довольно убитый городок с этим модным ворчанием на то, что никто ничего делать не хочет и страна у нас ужасная… Я киваю, потому что трудно не согласиться. И спрашиваю: где у вас тут можно пописать? В какой комнате туалет? И бизнесмен, который нас привечал, говорит: не, у нас не в комнате, у нас на улице. Господи, ну на улице так на улице! Значит там меня ждёт светлый храм расставания с отходами.

Когда я туда зашёл, в глазах потемнело! Я не хочу живописать эти ужасы, я не Достоевский. Но пера Фёдора Михалыча не хватило бы! Понимаешь, тут бизнес, тут у него снуют машины, что-то продаётся, что-то покупается. И сам он весь из себя такой вот человек завтрашнего дня…

Андрей Кончаловский когда-то сказал, что ментальность нации определяется общественными туалетами. Вот где сердцевина наших проблем, в нас самих!

Не в «Единой России», и не в Путине. И не в загадках, пойдёт ли Путин на 25-й срок, а Медведев - на 48-й. Не в этом. Только в нас самих! И за это я люблю Достоевского. Он на нервах, как на арфе поиграл… Вот те, у кого хватает воли чего-то делать с собой, - побеждают. А те, кто убивает старушек – кончают плохо.