«Высокая культура» и массовая церковь
Русская православная церковь предъявила требования к Нижегородской государственной консерватории. По мнению РПЦ, здание консерватории, которое находится в нескольких минутах ходьбы от нижегородского кремля, должно быть возвращено, так как до революции являлось архиерейским домом, т. е. домом, в котором могли проживать священнослужители.
В самой же консерватории уверены, что право собственности на здание никак не может быть возвращено РПЦ. За последние сто лет бывший архиерейский дом был сильно перестроен, увеличен в несколько раз, а домовая церковь в нем была фактически разрушена. Таким образом, здание консерватории уже не может быть возвращено РПЦ, так как, согласно закону о реституции церковной собственности, возвращаются только здания, которые относились к имуществу религиозного назначения.
Кроме того в консерватории уверены, что переезд плачевно скажется как на вузе, так и на культурной среде города — в консерватории действует единственный в городе концертный зал, который открыт для свободного посещения. Переезд на новое место будет крайне дорог, так как придется перевозить орган, который всегда строится специально под конкретное помещение. Стоимость установки нового органа может обойтись бюджету в сотни миллионов рублей.
Нижегородская консерватория — вещь, нужная не только в Нижнем. Это часть общей культурной сети. Она организует преемство и пропаганду классической музыкальный культуры, солидаризирует интеллигенцию, формирует вкусы. Однако, консерватории, как и музеи, находятся в социально слабой позиции. Они возникли как часть системы пропаганды и сохранения высокой культуры в XIX в., но сейчас необходимость такой пропаганды и сохранения уже не очевидны.
В советской системе музеи и консерватории хранили маловостребованную старину по заданию государства. Государство даже могло не объяснять, зачем оно все это хранит — это была его история и его глубинное обоснование. В постсоветское же время началась диференциация культуры, и внятно объяснить обществу, зачем нужны консерватории, на языке политической прагматики стало сложно. Люди просто верили Аверинцеву и Лихачеву. Сейчас высокая культура в значительной части виртуализировалась, а в «реале» воцарилась культура массовая. Сакральное пространство культуры в результате этого оказывается в положении перехода от слабой позиции к сильной. Но такой переход требует статусного оформления, а вот его как раз и нет. Музеи не могут отдать иконы, консерватория не может уступить здания.
Христианская культура на Востоке и в Византии сложилась как двухэтажная конструкция: высокая и низкая. И православная вера, и оформляющая ее культура слишком сложны, многоплановы и не поддаются легкой вульгаризации. В прежние домассовые времена эта проблема решалась через несколько культурных фильтров-мембран: христианскую литературу, народную религиозность, уклад церковной жизни. Сейчас все эти мембраны потеряны и высокая христианская культура превращается в нечто вроде классической музыки — элитарный предмет, с трудом объяснимый широко. Раньше всегда были проповедники и объяснители, проводники, проницавшие такие мембраны, вводящие высокую культуру христианства в общественное пространство. Сейчас вместо таких проводников существует сложно организованный механизм упрощения.
К сожалению, церковь начинает говорить преимущественно на языке массовой культуры и даже отчасти заменять высокую христианскую культуру на «православную попсу». Естественно, что переход сакрального пространства должен, по идее, происходить в социально сильную позицию. Так, например, большевики забрали мощи в музеи, но бабушки, например во Владимире, все равно приходили в музеи на Пасху разговляться - там находились мощи святых! Сакральность там оставалась, ибо музей имел такой статус. В церкви таким статусом обладает высокая, «сложная» церковь, хранилище древних преданий и древней харизмы. Но в условиях, когда церковь начинает говорить и осознавать себя в категориях массовой культуры, сакральное пространство не переходит к ней. Это статусная слабость при сильной социальной позиции. Пример такого сложного статусного коллажа — Соловки. С одной стороны — церковный, с другой — общественный памятник. И в силу слабости церковного статуса сакральное пространство не может до конца перейти к монастырю.
Однако у руководителей, как церковных, так и светских, возникает порой желание укрепить статус за счет тех социальных привилегий, которые полагаются для оформления сакрального пространства. Впрочем, осознавая, что массовая "одноэтажность" отдаляет церковь от древней традиции ("второго этажа"), вышеуказанным идеологам хочется подкрепить слабую связь с традицией разными предметами старины. Они хотят вернуть церкви былое сакральное пространство и монополию на культурную традицию, на роль особо доверенного и практически самого достойного хранителя культурного достояния.
Этот разговор о доверенных хранителях и передаче ценностей возник и в Петербурге, где роль ходатая за права церкви взял на себя министр культуры Владимир Мединский. Радея о возвращщении ей авторитета, он потребовал вернуть гробницу Александра Невского из Эрмитажа в Александро-Невскую лавру. Однако, если с Нижегородской консерваторией дело может и получится (ведь мало кому всерьез понятно, зачем она нужна), то с Эрмитажем — не получилось. Слишком многим понятно, зачем он нужен. Поэтому директор Эрмитажа Михаил Пиотровский и отказал в передаче жестко. Эрмитаж — не нижегородская консерватория.
Напомним, что министр культуры Владимир Мединский, выступая в конце октября на фестивале православных СМИ, заявил, что серебряная гробница должна вернуться в Александро-Невскую лавру. Эрмитажу, где она сейчас находится, Мединский предложил изготовить точную копию. Тогда министр жестко заявил, что «вопрос решен». Конечно, как только гробница будет передана, она перестанет быть предметом экспонируемой старины. Она станет еще одним легитимирующим предметом.
Уже в ноябре наместник Александро-Невской лавры Назарий сказал, что готов не настаивать на оригинале гробницы, а принять копию. После этого директор Эрмитажа Михаил Пиотровский заявил, что памятник ювелирного искусства должен непременно остаться в музее. Деньги на создание копии Пиотровский предложил заложить в бюджет празднования 250-летия Эрмитажа, которое будет отмечаться в 2014 году. «В юбилейный год мы могли бы не только получать подарки, но делать их сами», — сказал директор музея. При этом Пиотровский признал, что государство пока отказало в такой статье.
Что в итоге? Чиновники пытаются укрепить авторитет церкви за счет музеев и консерваторий, те не согласны отдавать сакральное пространство. А между тяжущимися сторонами - люди, которых то ли лишают живой музыки, то ли возможности любоваться экспонатами в музеях.
