Как не попасть к дьяволу на крючок? Размышления Стивена Бэчелора
Стивен Бэчелор, бывший монах тибетской и дзенской традиций, пишущий редактор журнала «Tricicle magazine» и автор бестселлера «Buddhism Without Beliefs (Буддизм без предубеждений)». Недавно вышла в свет его книга «Living With the Devil (Жизнь с дьяволом)».
***
Давайте сразу уточним, ведь Вы говорите о дьяволе не как о существе, переродившимся таковым, верно?
Верно. Я не говорю о дьяволе, как о некой твари с рогами, копытами и хвостом.
Тогда что представляет собой эта метафора?
В буддизме слово Мара, обозначающее дьявола, дословно значит "убийца", то есть буквально тот, кто фактически ведёт нашу жизнь к концу и, таким образом, очень эффективно препятствует осуществлению предназначения нашей жизни. Например, Будда говорит, что мы попадаемся в ловушку Мары, попадаемся Маре на крючок. Говоря метафорически, и мы можем попасть в эту ловушку в состоянии, скажем, страха или паранойи. Мы чувствуем себя, как бабочка на булавке и ощущаем свою неспособность реально выйти из сложившейся ситуации.
Когда речь идет о наиболее распространенных образах дьявола в виде жестокого изворотливого тирана, демона, или домового нам следует думать не о внешней форме, а о том, что мы почувствуем, если попадем в его лапы. Кто-то испытает мучения, кто-то почувствует себя связанным, а кто-то загнанным в угол и побежденным. Для меня демоническое, или дьявол, - это способ выразить то экзистенциальное чувство, которое появляется у нас, когда движение нашей жизни как бы останавливается.
Есть ли в буддийском взгляде на дьявола что-то, что отличает его от христианского, иудейского, или мусульманского воззрения?
Да, есть. Буддизм действует не в рамках теистической системы взглядов. Целью буддизма является скорее поиск и обретение жизненного пути, который позволяет усовершенствовать ваше понимание свободы, почувствовать себя не связанным, не пойманным в ловушку. При этом ответственность за это ложится на ваши плечи, а буддийские практики являются теми эффективными стратегиями и инструментами, посредством которых можно научиться работать с этими силами.
Конечно в иудейской, христианской и исламской традициях тоже есть медитации. Однако, я думаю, что буддизм придает гораздо больше значения этим видам упражнений и не уделяет такого внимания преодолению демонической сущности путем поручения себя богу или открытия своей души божественному. Таким образом язык очень отличается.
В какой мере разнится конкретный опыт каждого человека, я думаю, до некоторой степени открытый вопрос. Часто, когда я встречаюсь с христианами или людьми других верований, я сразу чувствую, что между нами много общего, и мне кажется, что, несмотря на языковое различие, мы фактически приходим из очень похожих систем.
В своей книге вы цитируете Будду: "Когда человек воспринимает иллюзорное как нечто, существующее реально, Мара стоит за его спиной". Какова взаимосвязь между цеплянием за реальное существование явлений, привязанностью и этим качеством зла?
Для буддиста корень зла лежит в специфическом «замыкании», которое происходит из нашего стремления сохранить чувство собственного «я», ощущение себя как отдельной, изолированной клетки, лишенной связи с сетью взаимоотношений, из которых она произошла. Когда Будда говорит о цеплянии за реальное существование своего «я», мне кажется, он имеет в виду почти инстинктивное свойство сознания, вероятно, нейробиологическое по сути своей – это стремление к выживанию, к индивидуальности, чему-то, что придаёт ощущение не связанности с общим потоком жизни, что даёт иллюзию отдельности и безопасности. В действительности же это достигается ценой фактического отрезания нас от самой жизни.
Мне очень нравится в буддийской традиции сравнение Мары, демонического начала, с индийским богом Намуки - богом засухи в Ведах. Мара предстает как то, что не позволяет водам жизни течь свободно. Я думаю, что это очень созвучный образ. Зло – в основном то, к чему мы склонны вследствие эгоизма, вследствие проецирования негатива на «другого», и проистекает оно от нашего желания ухватиться, уцепиться за что-то, что нам представляется реальным, в стремлении сохранить свое «я».
Можно эту мысль распространить и на стремление к идентификации себя как части нации. Здесь мы тоже пытаемся ухватиться за иллюзию нашей общности как американцев, англичан, иранцев, за что-то, что отличает нас от не американцев, не британцев и не иранцев. При этом мы раскалываем мир на резко поляризованные противоположности, в которых всё, что нам представляется плохим, мы отсылаем вовне, а всё хорошее так или иначе отождествляем с тем, что считаем «своим».
Если это стремление ухватиться за иллюзорное присуще нам, то как нам его преодолеть?
Буддизм пытается преодолеть зло через процесс фактического ослабления этой хватки, через последовательное постижение того, что само понятие зла неотделимо от понятия добра и что они, скорее, являются двумя полюсами в пределах одного континуума, чем отдельными противоположностями.
Будда преодолевает Мару не посредством его удаления или устранения, но через глубокое понимание природы условий, в которых он сам находится. Свобода приходит, когда мы постигаем функционирование этих процессов – не только теологически, или концептуально, но и на глубоко интуитивном уровне, на котором радикально изменяется наше отношение к цеплянию за иллюзорное.
Способ достичь этого - упражняться посредством медитации, размышления, молитвы, любых доступных нам средств, чтобы открыть для себя возможность не цепляться за иллюзию. Вы сознательно приучаете себя видеть мир, как сказал бы буддист, непостоянным, ненадежным, безличным, лишенным «я».
Изменяя своё восприятие, вы также преобразуете своё эмоциональное отношение к себе и своей жизни. Взаимодействуя с Марой, Будда почти неизбежно в конце диалога скажет что-то вроде: "Я знаю тебя, Мара". Иными словами свобода происходит именно от знания, понимания.
Как эта идея зла проявляется в мире, где мы, например, встречаемся с терроризмом? Вы говорите, что самое эффективное оружие Мары - это поддержание атмосферы страха. Когда конфликт достигает определенного уровня, мы почти неизбежно обращаемся к демонизации «другого». И будь мы Джордж Буш или Осама бин Ладен, мы оба проецируем эмоцию зла на другого и, разумеется, добра - только на себя.
По-моему, более серьезной проблемой является тот факт, что мы инстинктивно стараемся разделить мир на непримиримые полярности и противоположности вместо того, чтобы реально осознать, что они - всего лишь разные точки зрения, разные перспективы в пределах одного континуума.
Мне кажется, например, что люди, такие как Майкл Мур, тоже попадаются на эту удочку, демонизируя Буша. И хотя по большей части я согласен с Майклом Муром, я нахожу его риторику подобной дихотомии, игре в "своих и чужих". Он также играет на усилении чувства различия и полярности.
Чем более вы абсолютизируете зло в другом человеке, тем больше вы живете в своего рода утробном страхе от того, что может с вами случиться. Вы придаёте силу другим, в частности террористам, позволяя им усилить в вас страх до такого уровня, в котором просто нет необходимости и, уж конечно, нет пользы. Поскольку, если вы живете в страхе, в закрытом, «зашторенном» состоянии, вы укрепляете этот дуалистичный цикл проецирования плохого вовне; хорошее же приписываете себе. И достижение примирения, взаимного понимания и осознания того, что мы вместе живем во взаимозависимым мире, становится всё более и более далёкой целью. Лично я думаю, что опасность лежит в разделении мира на "нас" и "других".
На индивидуальном уровне, например в случае с терроризмом, как следует реагировать и что чувствовать? Что нужно сделать, чтобы человек не закрывался и не демонизировал террористов?
Видите ли, я думаю, очень важно попытаться быть более открытым к человечности других, понять схожесть с нами людей, совершающих эти атаки, которые, вероятно, также думают, что они творят добро. Очень немногие люди считают, что они действительно творят зло. Даже Гитлер думал, что оказывает миру услугу.
Поэтому в такой ситуации важно попытаться допустить и увидеть человеческую природу в других. Не попустительствовать их деяниям, но постараться ясно понять, вследствие чего они так поступают, в каких условиях живут, и в какой мере мы сами участвуем в создании этих условий в их культуре.
Я думаю, мы должны суметь увидеть, каким образом наше индивидуальное поведение, поведение обществ и религиозных групп обусловлено нашим пониманием собственных нужд, нашими страхами, беспокойством о своей культуре, религии, семье, нации. Вот то, что бы я посоветовал, делается ли это через медитативное размышление или через реальное создание точек соприкосновения и ведение диалога с людьми других религиозных убеждений. Всё это, я надеюсь, поможет преодолеть чувство раздвоенности, остановить то ужасное разделение, в котором, как мне кажется, полностью погряз современный мир.