Сибирский сепаратизм: суровая реальность вековой утопии
Данный текст является исключительно описательным и не подразумевает призыва к распаду страны и нарушению Конституции.
Идея отделения Сибири от России получила известность еще в середине XIX века, после скандального процесса над известным русским этнографом Григорием Потаниным и публицистом Николаем Ядринцевым.
Любопытно, что идеи областничества зародились отнюдь не в Сибири, а в среде петербургских студентов-гуманитариев, и были, естественно, весьма утопическими. Первые областники, закономерно полагая Сибирь колонией России, выступали с позиций народничества и призывали к свержению самодержавия, а как следствию этого – к признанию политической независимости Сибири. Лидеры областников, будучи поклонниками Северо-Американских соединенных штатов, пытались перенести заокеанский опыт на сибирскую землю.
Несмотря на то, что областники взывали к патриотическим чувствам коренных жителей Сибири, в их ряды входили преимущественно политические ссыльные – русские и поляки. Вполне естественно, что именно эта космополитическая среда порождала весьма утопические и далекие от реальности идеи формирования самостоятельного сибирского государства. Утопичность этой идеи была отнюдь не в отсутствии предпосылок к такому отделению – их как раз было более чем достаточно – а в существенной ненаселенности Сибири. К концу XIX века во всей Сибири проживало от силы 5 миллионов человек (при площади 10 миллионов квадратных километров), из них миллион ссыльных и около полутора миллионов русских переселенцев. Очевидно, в условиях разрозненности населения и при гигантских расстояниях между крупными поселениями, об успехе любого восстания против Москвы речи быть не могло.
При всей своей утопичности, областники XIX века внесли очень весомый вклад в идею сибирского сепаратизма: они констатировали и теоретически обосновали факт колониального статуса Сибири при Россиеи. И даже сегодня, при современной кремлевской демагогии, вопрос о Сибири как колонии крайне напряженно воспринимается федеральной администрацией, так как в теории может привести к весьма серьезным последствиям.
Справедливости ради следует заметить, что коренное население Сибири, во имя которого вроде бы старались областники, вовсе не жаждало политической самостоятельности. Попав под русскую колонизацию прямо из феодального строя, местное население было вполне удовлетворено сложившимся порядком вещей и воспринимало русское самодержавие как естественную государственную структуру. Отсутствие каких-либо значимых религиозных преследований традиционных для Сибири буддизма и шаманизма делало местное население еще более лояльным к колонизаторам.
Нельзя не заметить, что областники XIX века не избежали традиционной болезни всей русской интеллигенции. Не успев сформировать основные положения своего движения, они тут же перессорились и распались на два крыла – правое, следовавшее доктрине Потанина и Ядринцева, и левое, более радикальное, слившееся впоследствии с партией эсеров.
Областничество существовало в теоретической форме до революции 1917 года. Впрочем, в 1907 году был утвержден состав сибирской парламентской группы во II-й Государственной Думе, объединившей 23 депутата от Сибири и Дальнего Востока. В том же году в Чите была организована Партия сибирской независимости, ничем, впрочем, себя не зарекомендовавшая. Любопытно, что до революции 1917 года РСДРП поддерживало идеи самоопределения Сибири, хотя уже в 1922 году за одни только высказывания о независимости региона можно было отправиться в ВЧК.
В марте 1917 года в Новониколаевске был создан Сибирский союз независимых социал-федералистов. Тогда же в Верхнеудинске образована Сибирская демократическая федеративная партия, а в Благовещенске - Амурский союз республиканцев-федералистов.
В августе 1917 года конференция областников в Томске приняла постановление «Об автономном устройстве Сибири» в рамках федерации с самоопределением областей и национальностей. Там же был утвержден и знаменитый бело-зеленый флаг Сибири. В октябре 1917 года на Сибирском областном съезде было принято постановление о независимости Сибири и всей полноте ее законодательной, исполнительной и судебной власти. Процесс был остановлен большевистским переворотом и последовавшей гражданской войной.
В 1918 году областники вошли в состав Временного Сибирского правительства, которое приняло большинство их идей. 4 июля Временное Сибирское правительство утвердило «Декларацию о государственной самостоятельности Сибири». Сотрудничество с властями продолжилось после прихода к власти Александра Колчака, который также не отрицал возможности существования независимой от России Сибири.
Советская власть поставила жирный крест на идеях государственности Сибири. Интересно, что при этом лидеры областничества XIX века были объявлены революционерами и передовыми людьми своего времени, хотя их последователи становились врагами народа.
Именно с установления Советской власти в Сибири, под давлением большевистского режима, начался процесс интеграции идей самоопределения уже в народные массы.
В отличие от среды бедного крестьянства и рабочих центральной России, для большинства сибиряков идеи большевиков были чуждыми. В Сибири привыкли работать на себя, и надеяться тоже только на себя и свои руки, что в корне противоречило идеям коллективизации и обобществления, проповедуемым большевиками. К счастью для большевиков, имперские идеи Александра Колчака сибирякам тоже не пришлись по вкусу, иначе история XX века могла бы иметь совсем другой вид.
В 1920 году на территории Забайкалья и российского Дальнего Востока было провозглашено самостоятельное государств – Дальневосточная республика (ДВР). Практически одновременно с этим были созданы небольшие государства «Приамурский земской край» («Черный буфер»), «Зеленый клин» и «Забайкальская республика». Провозглашение ДВР способствовало предотвращению прямого военного конфликта между Советской Россией и Японией и выводу иностранных войск с территории Дальневосточного края. Несмотря на то, что ДВР была марионеточным государством, подконтрольным Советской России, и просуществовала всего два года, сам факт ее появления произвел неизгладимое впечатление на всех сибирских сепаратистов, и впечатление это не ослабло до нынешнего времени.
В лишившейся самостоятельности советской Сибири борьба против большевиков приняла характер едва ли не национальной забавы. Так называемые «банды», боровшиеся против представителей советской власти, в той или иной форме действовали в Сибири вплоть до начала Великой Отечественной войны. Огромное количество оставшегося еще с Первой мировой и гражданской войн оружия на руках у населения (в том числе дожившего и до наших дней), непроходимая тайга и поддержка населения делали борьбу против этих «банд» практически безнадежной.
Не оставалась в стороне от процесса и интеллигенция, с которой, однако, расправлялись быстро и жестоко. Так, в 1928 году сибирские литераторы создали творческую группу «Памир», проповедовавшую идеи независимой Сибири. В 1932 году всех членов группы в полном составе отправили по этапу в воркутинские лагеря.
Великая Отечественная война задвинула идеи самоопределения в дальний ящик, но не похоронила их навсегда.
С конца 40-х годов XX века недовольство сибиряков Москвой вновь стало массовым явлением. Отчасти в формировании этого процесса сыграла роль обида за полное невнимание правительства к подвигу сибиряков на фронтах Великой Отечественной войны. Однако начавшийся уже тогда процесс деградации политический системы СССР усилил негативные процессы в обществе в целом. С одной стороны, лучшие ресурсы отправлялись в Москву, которая постепенно становилась символом процветания и благополучия на фоне голодающей страны. С другой, массовое хищническое освоение Сибири оказалось сопряжено с массовой миграцией рабочей силы на Восток: так, число жителей Иркутска в середине 50-х годов выросло почти в четыре раза по сравнению с серединой 20-х годов. Наплыв приезжих, не считавших Сибирь своей родиной и относившихся к ее природе как к неограниченному ресурсу, вызвали (и продолжают вызывать) резкое недовольство той части населения, которое считает себя «коренным» (то есть потомков мигрантов конца XIX – начала XX веков).
Именно к этому периоду относится появление ставшей позже навязчивой идеи сибирского обывателя «установить границу по Уралу». Идея эта никогда не выходила за пределы кухонных застолий, не имела под собой никаких конкретных экономических или политических расчетов, однако именно она легла в основу современного сибирского сепаратизма.
Распад СССР естественным образом вызвал к жизни и мысли об отделении Сибири наряду с остальными республиками. Вероятность такого отделения в конце 80-х – начале 90-х годов была весьма значительной, отчасти стимулируясь «сверху» популистскими действиями некоторых политиков. Еще в 1989 году в Томске был создан комитет «Сибирь», выступивший с рядом воззваний о конфедерации сибирских земель. Деятельность «Сибири» велась под лозунгом «Жить на богатой земле и влачить жалкое существование – невыносимо и позорно!»
Кроме этого, В 1990 году в Томске были созданы еще две организации: «Союз объединения Сибири» и «Партия независимости Сибири».
Толчком для роста сепаратистских настроений послужило разочарование в федеральной политике государства. Идея федеративного государства на принципах Соединенных Штатов или конфедерации на примере Швейцарии, изначально пропагандируемая ельцинским правительством, была очень быстро похоронена. Новые хозяева России быстро сообразили, что Сибирь является практически неисчерпаемым ресурсом для углубленной колонизации и системного разграбления, а потому предоставление ей какой бы то ни было независимости или автономии экономически невыгодно.
К концу 90-х годов XX века в недрах правительства окончательно созрела и методика разграбления Сибири. Так как поддержка развитого общества на значительном отдалении от метрополии требует серьезных экономических затрат, то Сибирь оказалась обречена на обнищание и кардинальное уменьшение населения. Все сколько-нибудь значимые кадры перетягиваются в Москву, остальное население остается наедине с безработицей, алкоголизмом, нищетой и прочими своими проблемами. Освоение богатств Сибири решено производить вахтовым методом: базируясь на нескольких узловых населенных пунктах, месторождения разрабатываются приезжими гастарбайтерами, работающими за нищенскую зарплату. Управление колонией ведется удаленно, через назначенных наместников.
Само собой, такое положение дел не может устроить местное население. При этом, отчетливо осознавая реалии, сибиряки оказались перед непростым выбором: оставаться верными своей родине и пытаться изменить ситуацию на месте, или решить вопросы личного благополучия и перебраться в столицу. На фоне такой, откровенно кризисной, ситуации, вопрос самоопределения Сибири вновь нашел горячий отклик в сердцах сибиряков.
В 1998 году была образована «Освободительная Армия Сибири», которая вскоре, под жестким давлением ФСБ, была переименована в «Областническую Альтернативу Сибири». Ее возглавил иркутский областник Михаил Кулехов. В 2006 году в Иркутске был создан «Байкальский народный фронт», который, с одной стороны, являлся откровенной попыткой подменить собой ОАС, а с другой, вошел в крайне странный альянс с националистическим Союзом Русского народа.
К сожалению, наряду с искренне болеющими за свою родину сибиряками, лозунги сепаратизма стали подхватывать разного рода аферисты и популисты, пытавшиеся использовать стремления местного населения на пользу своей политической карьере. Одновременно с этим жупел сепаратизма стал использоваться и спецслужбами в целях разнообразных провокаций. Среди примеров использования идей самоопределения Сибири в политической борьбе, можно вспомнить только один положительный и связанный с искренним стремлением изменить ситуацию к лучшему – блок иркутского политика Алексея Козьмина «За родное Приангарье».
Нельзя не заметить, что к настоящему времени практически все (за небольшим исключением) идеи сибирского сепаратизма высказываются исключительно коренным русским населением различного происхождения – от потомков казаков и переселенцев-чалдонов до эвакуированных в годы войны или призванных на «стройки века» мигрантов середины XX века. Благодаря эффективной деятельности сначала советского, а затем и российского правительств по фактическому уничтожению малых народов Сибири как этносов, в регионе к началу XXI века сложилась весьма удручающая ситуация. В составе населения Сибирского федерального округа 89% русских и украинцев, 2% бурятов, 1% тувинцев, 0,36% хакасов, 0,33% алтайцев. Уже сейчас можно говорить о том, что действительно коренного населения в Сибири практически не осталось.
Идеи отделения от России строго дифференцированы в соответствии с социальными группами. Деревенская глубинка, слишком тяжело пережившая голод начала 90-х, на бытовом уровне вполне довольна относительным благополучием, и отнюдь не намерена что-либо радикально менять. Здесь тема «границы по Уралу» рассматривается часто, но преимущественно за вечерней рюмкой и сугубо гипотетически. В то же время практически все респонденты из русских сибирских деревень утверждают, что в случае возвращения ситуации 90-х вооруженное восстание вполне возможно – причем именно против федерального правительства, за отделение Сибири от Московии.
Спектр идей, бродящих среди городского населения Сибири (особенно интеллигенции), гораздо шире.
Наиболее здравомыслящая и образованная часть горожан настаивает на радикальном пересмотре федеративного договора, в первую очередь в части перераспределения налогов в соответствии с деятельностью предприятий на местах.
Значительная часть современных сепаратистов прогнозирует нарастание кризиса федерального правительства и естественный распад России на все более мелкие княжества. В соответствии с этим прогнозом, предлагается уже сейчас создавать альтернативные структуры власти, которые могли бы заняться вопросами управления регионами в случае развала страны. Естественным образом подразумевается дальнейшая консолидация сибирских регионов в единое государство – или как минимум три: Восточно-Сибирское, Западно-Сибирское и Дальне-Восточное.
Численность групп, активно призывающих к реальному вооруженному восстанию против федерального центра, микроскопична. Объясняется это размытостью идеи в целом, крайне высоким риском попадания под статью об экстремизме и недостаточной поддержкой населения. Последнее, вяло упрекая Москву во всех своих проблемах, на хоть в какой-то мере активные действия решается только в случае крайней нужды.
Организационная структура современных сибирских сепаратистов крайне неупорядочена. Четкой организации, как таковой, не существует: Сибирское областническое движение раздираемо борьбой за власть и за идеи, и периодически распадается на мелкие группировки. Нет сомнений и в том, что раздрай внутри относительно устойчивых сепаратистских групп дополнительно провоцируется и органами госбезопасности, имеющими свой интерес в данном процессе.
В то же время, представители спецслужб в Сибири, в отличие от европейской России, относятся к идеям сепаратизма относительно лояльно. Сами идеологи сепаратистских течений объясняют этот феномен достаточно прозаично: вероятность распада России, в самом деле, существует, и без вооруженных конфликтов этот распад не обойдется. Представители спецслужб же, будучи местными жителями, наравне с прочими обывателями отнюдь не заинтересованы в том, чтобы их в один прекрасный день развешали на заборах. Несмотря на примитивизм идеи, определенное зерно истины в ней, вероятно, имеется.
Впрочем, какое-либо серьезное основание для беспокойства у спецслужб вряд ли может быть. Среди сибирских сепаратистов не-национальной направленности нет ни одной серьезной группы, имеющей значительный авторитет среди населения, известность и шансы на политический успех. Несмотря на все домыслы сторонников теории заговора, ни одна из групп сибирских сепаратистов не финансируется ни США, ни Китаем, ни еще какой-либо «мировой закулисой». Причина этого проста: в современной Сибири для широкомасштабной деятельности сепаратистов нет никаких идейных оснований. Среди жителей Сибири слишком много тех, кто считает себя жителем не столько Сибири, сколько России, и никогда не пойдет за сепаратистами ни из идейных, ни из экономических соображений. При этом, само собой, в случае гипотетического распада России и начала гражданской войны, именно это пророссийское население, вероятнее всего, переметнется на сторону ближайшей к ним власти – то есть все тех же сепаратистов.
Таким образом, современное движение сибирских сепаратистов представляет скорее теоретический блок, чем реальный фронт борьбы за освобождение Сибири. Из реально действующих групп, кроме уже упомянутых ОАС и БНФ, теоретиком сепаратизма является СУДВА (Сибирско-Уральско-Дальневосточный альянс), а практической реализацией конкретных акций занимается широко известный межрегиональный ТИГР. При этом, если на теоретизирование в области отделения от России конкретно Сибири, Дальнего Востока или Калининградской области власть смотрит сквозь пальцы, то деятельность ТИГРа по отстаиванию интересов регионов в отдельно взятых вопросах вызывает весьма жесткую реакцию.
Сепаратизм на базе национальных идей гораздо более серьезен. Долгое время он был скрыт от широкой (особенно московской) публики, так как был связан (точно так же как и чеченский сепаратизм) кастовостью и омертой. Только весьма негативные, с позиций национальных меньшинств, процессы укрупнения регионов, вскрыли (и то только весьма поверхностный) пласт национального сибирского сепаратизма.
Якутский сепаратизм имел место во все годы советской власти и был вызван весьма привольной жизнью прибрежных якутов в 20-е годы XX века. В то время значительная часть Якутии находилась под контролем американских концессионеров, которые обеспечивали местное население высококачественными товарами и экспортировали базовые представления о демократии. Привольная жизнь в форме непризнанного штата США закончилась, как известно, в 30-е годы XX века, однако не была забыта. Мечта о превращении Якутии в еще один штат США была существенно идеализирована, хотя, нельзя не признать, имела под собой основательную базу.
В отличие от русских политэмигрантов XIX века, якуты предпочитали не теоретизировать, а кто пассивно, а кто и активно сопротивляться советской власти. Наиболее нашумевшей из этих акция было сожжение республиканской прокуратуры в начале 80-х годов XX века, однако на реальном счету якутских сепаратистов – тысячи не упомянутых в советских СМИ происшествий и десятки тысяч бесследно исчезнувших в тундре людей.
Советская власть боролась с якутским сепаратизмом весьма специфическим образом: спаивая коренное население и разбавляя его русскими. К моменту распада СССР число русских в республике Саха вдвое превосходило число якутов – однако к нашему времени баланс изменился на прямо противоположный, что является весьма значимым фактом.
Впрочем, якутские сепаратисты, в отличие от своих русско-сибирских собратьев, не мечтают о границе по Уралу. Они будут вполне удовлетворены отделением одной отдельно взятой Якутии и присоединением ее к США.
Наличие сепаратистских идей среди бурятского населения ослаблено раздробленностью, ассимиляцией с русскими и распыленностью в пространстве. В то же время бурятская интеллигенция глубоко озабочена потерей национальной самоидентичности, хотя и не готова на непарламентские действия. Однако интеллигенция является идеологом для молодежи, которая вполне способна на серьезную активность.
Очевидно, в период объединения регионов (Усть-Ордынского округа с Иркутской областью и Агинского округа с Читинской областью) федеральные власти предполагали какие-то выступления со стороны бурятского населения. Но, за исключением жесткой дискуссии бурятской профессуры с представителями правительства Иркутской области, да нескольких акций Союза бурятской молодежи, никаких активных действий не последовало.
Намного более серьезным и тревожащим Кремль является течение панмонголизма. Напомним, что в основе идеи панмонголизма лежит объединение всех этнических монголов в одно государство, под знаменами единого языка и единой религии. Наиболее ярко идеи панмонголизма проявляются в России и Китае, где проживает значительное количество монголов и бурят (что с точки зрения генетики одно и то же).
Панмонголисты вынашивают идею создания единого государства на территории Бурятии, Тывы, Монголии, Внутренней Монголии и Тибета. Идея политически интересная, стройная и имеет под собой непробиваемый аргумент единства нации.
До 1991 года власть старательно загоняла панмонголизм (равно как и самосознание бурятов) в подполье. Однако ряд несправедливых действий последнего времени (в первую очередь укрупнение регионов и неизбежная потеря бурятской национальной идентичности) вновь вызвали теорию к жизни. На сегодняшний день активность панмонголистов сковывается лишь нежеланием Монголии ввязываться в крупную международную свару: само собой, именно Монголия окажется «крайней» во всей этой истории.
В завершение хотелось бы сделать небольшой прогноз по дальнейшему развитию сибирского сепаратизма.
В случае, если пассивно-дремотное состояние России продлится бесконечно долго (что вряд ли), идеи сепаратизма так и останутся теоретическим уделом отдельных представителей интеллигенции. В случае же распада страны (или резкого ослабления влияния федерального центра на сибирские регионы, что гораздо более вероятно), Сибири срочно потребуются свои Авраамы Линкольны и Джорджи Вашингтоны. Только сильная рука и четкая непротиворечивая идея способны заложить основу для нового государства и не свалить народ в гражданскую войну.
К великому сожалению, не только в Сибири, но и по всей России пока не видно ни Линкольна, ни Вашингтона. И понимают это не только сибирские идеологи самоопределения, но и их политические оппоненты. Более того – в наличии нет даже Потанина и Ядринцева. А потому населению Сибири придется довольствоваться тем, что есть. Пока.
