"Я боюсь, вдруг Бог отчается в нас"

Андрей Кураев – о ненависти и христианине, православной церкви и политиках в рясах, добре с кулаками и педагогике Бога.

Православие объявлено одной из тех ценностей, которые защищают на востоке Украины пророссийские сепаратисты.

Как относится Русская православная церковь к этому кровопролитию, где с обеих сторон воюют православные верующие, не всегда можно понять.

Высказывания двух священников, сделанные за минувшую неделю, дают полностью противоположное представление о том, как должна вести себя Церковь.

Первое высказывание – статья одного из самых заметных голосов РПЦ, протоиерея Всеволода Чаплина "Истинное христианство или культ слезы ребенка?", который заявляет, что "гуманизм и христианство – это вещи не просто разные, а противоположные. Гуманность, человечность – это христианская ценность, тогда как гуманизм – это идеология, ставящая грешного человека в центр вселенной. Это предтеча религии антихриста". Вот еще несколько цитат: "Силу применяли и православные цари, князья, полководцы, причисленные к лику святых, причем их действия были в наивысшем смысле оправданы именно тогда, когда они ратовали не только за Отечество, но и за правую веру", "Бог наказывает людей и народы. Да, при этом страдают и дети, и старики, и грешники, и святые. Но Господь поступает именно так... чтобы сохранилась единственная истинная вера и люди не отпали от нее".

Другое высказывание – скромного священника из города Калач-на-Дону – широко разошлось в интернете. Это запись выступления на казачьем круге протоиерея Димитрия Климова. Он говорит о нарастающей агрессивности, ненависти: "Кому-то в последнее время очень сильно хочется повоевать". Климов говорит, что народу необходимо обратиться к собственным проблемам, и заканчивает так: "Всеми силами помните, что для христианина очень важен мир. Христос сказал: "Блаженны миротворцы, потому что они будут наречены сынами Божиими". Для христианина важно научиться не ненавидеть, а прощать и любить даже врага своего... Ну, а учить ненавидеть, гневаться, проклинать – это совершенно ни к чему".

Какая из этих точек зрения отражает позицию Русской православной церкви? "Кто ж ее знает", – отвечает диакон Андрей Кураев, религиозный и общественный деятель, в последние годы существенно разошедшийся во взглядах с руководством РПЦ:

– Дело в том, что в истории Православной церкви никогда не было дискуссии по поводу моральных вопросов. Все ереси и расколы, которые были в истории православия, касались вопросов или догматических, то есть учения о Боге, или же вопросов обрядовых, как русский раскол 17-го столетия. А вот споров по поводу этики, свободы человека, ценности человека православие как раз не знало. И в каком-то смысле в этом отношении мы только начинаем нашу историю. Впервые на наших глазах при патриархе Кирилле в церкви появляется разномыслие по поводу того, что такое хорошо, что такое плохо. Какова должна быть этическая, совестная реакция христианина? Что он может себе позволить, а что в себе он должен сдерживать? Какой должна быть реакция церкви на те или иные этические вызовы жизни? Эта дискуссия начинается. Начинается она в неравных условиях, собственно, это обычно. Есть власть имущие кликуши, которые узурпируют право говорить от имени церкви, тот же Чаплин. Получается, что люди, которые говорят: "Простите, в Нагорной проповеди что-то другое"... ну, скажем так, мы со Христом остаемся в меньшинстве в современном православном клире и публицистике.

– Но важно понять, какова позиция самого патриарха Кирилла. Я как-то слушал интервью петербуржского священника РПЦ Николая Савченко, он говорил, например, у патриарха Кирилла на столе стоят два флажка – российский и украинский, потому что огромная часть приходов, паствы находится на Украине.

– Он не прав. На самом деле, не на столе, а в зале для приемов патриарха стоят флаги всех постсоветских республик. Украина в этом смысле ничем не выделяется. Это, во-первых. Во-вторых, я думаю, что уже поздно интересоваться позицией патриарха Кирилла по таким актуально-этическим вопросом, в которых есть политический подтекст, потому что его позиция откровенно является производной, которая берется не от Евангелия, а от позиции МИДа. Хотя это не самое худшее. Слава Богу, что не от Лубянки.

– То есть не прав был петербуржский священник, который говорил о том, что с его точки зрения, церковь, может быть, не очень громко, но берет сторону мира и, по крайней мере, не поддерживает войну.

– Я бы очень хотел так говорить, если бы не известный случай осенью, когда патриарх наградил высокими церковными орденами главных богатырей информационной антиукраинской войны, прежде всего, господина Киселева. Ни слова упрека он в его адрес не высказал. Это действительно настоящая школа ненависти, школа злословия – российское современное телевидение. Украинское не лучше – это правда. Тем более нельзя поощрять задир этих. Нормальный отец, выйдя во двор и увидев, что мальчишки дерутся, даст тумака всем и разгонит их, а не будет говорить – вот тебе значок за хороший удар, ты замечательную подножку сделал, давай еще разочек, я тебе еще за это конфетку дам.

– То есть высшее церковное руководство полностью находится в русле позиций российских властей?

– Я думаю, там есть вполне понятная и негласная договоренность о разделе ролей. Мы как бы чуть-чуть помолчим, не будем бурно аплодировать, но дается понять, что мы с вами. Это и эти награждения, и то, что несколько крайне политизированных украинских священников патриарх принял в клир Москвы и поставил настоятелями в хороших московских храмах. А ведь велика Россия до Владивостока. А он их именно в Москву призвал. Дает им карт-бланш выступлений в прессе. Тот же отец Андрей Новиков или Андрей Ткачев – один из Одессы, другой из Киева. Они постоянно работают с российскими СМИ, высказывают крайне антиукраинские позиции. Напротив, когда в Петербурге священник Савченко стал говорить миротворчески, он сразу получил запрет на общение с прессой. Я понимаю, что патриарху очень хочется показать, что он над схваткой. Но внимательный взгляд, кроме его молчания, которое тоже дорогого стоит в минуту всеобщего озлобленного лая, но если посмотреть на высказывания и действия второго эшелона патриаршего окружения, то здесь картинка перестает быть такой неясной.

– Поговорим о том, как следовало бы действовать церкви в этой ситуации. Какова на самом деле должна была бы быть позиция РПЦ?

– Мне кажется, первое, что надо было бы сделать – это собрать историков, причем, не только русских, и даже не только украинских, собрать международную церковную историческую конференцию на тему "Единая церковь среди междоусобных княжеств". Конфликт православных князьков между собой – это же константа средневековой истории и во времена Киевской Руси, и Владимиро-Суздальской, и Московской. А церковь была одна. И вот хорошо бы посмотреть – удавалось ли когда-нибудь церкви выступать в роли миротворца, примиряющего князей? Я помню один случай с преподобным Сергием Радонежским. Но он тем более парадоксален, потому что преподобный Сергий не был епископом, не был митрополитом, главой церкви. А он приезжал и целые города принуждал к миру. Очевидно потому, что никому в голову не приходило, что этот монах обслуживает политический интерес какого-то князя. Он был очевидно неотмирен. И это было видно по его лицу. Пока по нашим лицам не видно, что мы служители Христовы, поэтому к нам и будут относиться как к политикам в рясах, не более того. И соответствующая цена будет нашим призывам.

– Но какова могла бы быть роль церкви – представим, что она не так связана с политикой. Могла бы она играть роль примирителя?

– Она могла бы, только если бы очень многое в ней самой было бы иначе. Скажем, если бы изначально было больше доверия к церковному народу – не к богатым областным спонсорам, а просто к обычным людям. И тогда церковь, которая бы реально существовала на пожертвования от десятины, от прихожан, была бы экономически независимой от государственных привилегий. А сейчас этого нет. В церкви строится вертикаль власти. Эффективно работающий епископ, который умеет эффективно присасываться к госбюджету, получать от туда какие-то гранты и так далее. Естественно, все это делает церковную жизнь очень зависимой от государственной жизни, в том числе бюджетной. Какая тут свобода?!

– Очень интересны отдельные выступления отдельных священников. Вы упомянули о Савченко, есть еще священник из городка Калач-на-Дону Димитрий Климов, который выступал перед казаками с призывом обратиться на себя, с пламенной проповедью мира, при том что казаки – это те, кто сейчас наиболее активно выступают за "защиту православия", в том числе "от украинцев". Означает ли это, что где-то на низовом уровне РПЦ есть священники, которые продолжают следовать своим представлениям и проповедуют так, как считают должным?

– В той записи, которую я видел, меня поразило то, что казаки кричат "Любо!" такому открыто миротворческому суждению этого священника. Одно из двух – либо они просто проспали его речь и по привычке крикнули "Любо!", либо их уже достало это раздувание междоусобицы. Потому что казаки в этом смысле как раз элемент объединяющий, на самом деле, Россию и Украину – казачья культура, казачьи традиции, история. Для них более болезнен этот разрыв, чем для всех остальных. А что касается наличия таких священников, конечно, они есть, но это все маргиналы. Мейнстрим не они определяют и не я.

– Это означает, что церковь, по крайней мере, допускает подобные суждения. В конце концов, вы допускаете критику в адрес руководства церкви. Наверное, еще люди, которые разделяют вашу точку зрения.

– Я это могу делать, потому что я отовсюду уволен. Мне особо нечего терять. Я думаю, что мой пример, скорее, замыкает уста многим и многим людям, думающим схожим со мной образом. Если уж Кураева не пожалели, то тем более как со мной обойдутся.

– Однако такие люди есть, но при этом вы считаете, что независимый голос в церкви практически невозможен?

– Практически нет. Единственная форма возможного оппонирования – высокие философские сферы, то есть вопрос об этике. Чаплин сейчас наехал на "слезинку ребенка" – хорошо, прекрасно, давайте, обсудим этот вопрос – христианский это тезис или нет. Вопрос об отношении к гуманизму. Я вырос в убеждении, что в христианстве должна быть этика христианского гуманизма, а мне сегодня говорят, что, оказывается, нет. Мне кажется, на эти сюжеты еще можно говорить, что такое хорошо и что такое плохо, делая вид, что мы не касаемся текущей политики.

– Но с другой стороны, Климов – он же выступил. Можно представить, что и другие священники так выступают.

– Во-первых, епархия, к которой он принадлежит, из наиболее здоровых в нашей церкви. Возглавляет ее митрополит, который долгие годы служил в Западной Европе, человек уже пожилой, сам по себе не деспотичного склада. Поэтому неслучайно, что из его краев вдруг донесся голос такого священника. Во-вторых, стоит помнить, что этот священник сам не ожидал, что это его выступление выйдет за рамки той небольшой аудитории. Он не собирался быть Мартином Лютером, прибивающим свои тезисы к вратам собора на усмотрение всего мира.

– Такая позиция РПЦ какие-то последствия для самой церкви будет иметь?

– Когда-то была такая песня "Сережка ольховая/легкая, будто пуховая/но сдуешь ее/все окажется в мире не так...". Все имеет свои отголоски и последствия, сказанное и несказанное, как заявленная позиция, так и скрытая позиция, умолченная. Все это скажется на будущем нашей церкви.

– Каким образом?

– Сложным. Я не говорю, что имею дар прозорливости. У меня ощущение все-таки, что Бог нам специально дает пройти через такие времена, в каком-то смысле, может быть, даже позора для того, чтобы мы увидели себя в некоем зеркале чаплинском и ужаснулись. Вот эти призывы насчет того, что добро должно быть с кулаками, мы должны постоять за себя вооруженным путем, сплошь и рядом. Меня поражает то, что это говорят люди от имени церкви, которая пережила тяжелейшие гонения в ХХ веке. Чужое добро с кулаками весьма убедительно и увесисто обрушилось на нашу собственную спину в ХХ столетии. И вдруг оказывается, что это нас ничему не научило. Вот это, на самом деле, повергает меня почти в отчаяние. Потому что одно дело, когда человек без всякого опыта и рефлексии "по-пацански" говорит: "Я ударю первым, иначе проиграю этот бой, я обязательно должен дать в ответку, чтобы уважение пацанов не потерять", но другое дело, когда люди, которые называют себя христианскими пастырями и богословами, люди, принадлежащие к церкви, которая прошла через этот опыт испытаний, опыт наказания Божия за то, что мы однажды уже давали эти ответки и не только ответки, и то, что мы ничему не научились, – это меня поражает. Я боюсь, вдруг Бог отчается в нас? Если этот урок ХХ века не осознан и ни к чему не привел, страшный урок, тяжелейший, то какие еще у Бога есть средства педагогики?