Бюджет РФ-2026: здравствуй, новая реальность

Обсуждение проекта бюджета России на 2026 год вызвало широкий спектр мнений в экспертных кругах: от прогнозов экономического коллапса до осторожного оптимизма относительно возможных «мирных дивидендов». Однако наиболее вероятный сценарий — бюджет, ориентированный на инерционную стагнацию, где приоритет отдается политической и социальной стабильности, а не амбициозному экономическому росту.

Структура бюджета, механизмы его финансирования и приоритеты расходов свидетельствуют о стремлении сохранить текущий порядок в условиях ограниченных ресурсов.

Бюджет 2026 года базируется на радикальных фискальных мерах, сформированных в начале 2020-х годов. Налоговая реформа 2025 года, повысившая ставки подоходного и корпоративного налогов, укрепила ненефтегазовые доходы бюджета. Реформа ввела прогрессивную шкалу налогообложения физических лиц с максимальной ставкой 22% для высокодоходных групп и увеличила корпоративный налог до 25% для отдельных секторов.

Фонд национального благосостояния, объем которого на середину 2025 года составляет около 12 триллионов рублей, служит ключевым резервом для смягчения внешних шоков. Кроме того, Россия активно наращивает внутренние заимствования через облигации федерального займа, объем которых в 2024 году достиг 22 триллионов рублей, что эквивалентно 15% ВВП.

Эти меры уходят корнями в опыт кризисов 2014–2015 годов, вызванных падением цен на нефть, и экономических последствий санкций, введённых после 2022 года. Тогда Россия сделала акцент на фискальную устойчивость, сократив зависимость от нефтегазовых доходов, которые в 2024 году составили 32% доходов федерального бюджета против 50% десятилетием ранее. Бюджет 2026 года продолжает эту линию, стремясь удержать дефицит на уровне ниже 2,5% ВВП, что Минфин считает управляемым показателем.

Бюджет 2026 года рассчитан на избежание кризиса при ограниченных перспективах роста. По прогнозам Центрального банка, рост ВВП в 2026 году составит 1,5–2%, что обусловлено нехваткой рабочей силы, санкциями и слабым мировым спросом на энергоносители. Ключевые переменные — рублёвая цена на нефть и траектория роста ВВП. При цене на нефть марки Brent в диапазоне 70–80 долларов за баррель и курсе рубля 95–100 к доллару нефтегазовые доходы останутся важным, но менее значимым источником финансирования.

Для покрытия дефицита правительство планирует увеличить внутренние заимствования, выпустив облигации федерального займа на четыре триллиона рублей (около 10% бюджета 2025 года).

Фонд национального благосостояния будет использоваться как резервный источник, с изъятиями в пределах 1–1,5 триллиона рублей для сохранения долгосрочных резервов. Налоговая реформа 2025 года, приносящая дополнительно 2,6 триллиона рублей ежегодно, обеспечивает стабильный приток ненефтегазовых доходов, в первую очередь за счёт налога на добавленную стоимость и налога на прибыль. Однако эти меры сокращают располагаемые доходы домохозяйств и бизнеса, что может ударить по традиционному уровню потребления, а главное - инвестициям.

Расходные приоритеты бюджета соответствуют текущим политическим целям. Оборона и безопасность, на которые выделяется 32% федерального бюджета (около 13 триллионов рублей), остаются крупнейшими статьями расходов, обеспечивая стабильность не только военно-промышленного комплекса, но и силовых структур. Финансирование этих секторов защищено от сокращений, что, в представлениях правительства, гарантирует лояльность ключевых элит. Бюрократический и чиновничий аппарат также получает значительные средства: на зарплаты и льготы государственным служащим предусмотрено 1,2 триллиона рублей.

Для населения бюджет предлагает негласный социальный контракт, основанный на предсказуемости, а не на росте благосостояния. Социальные расходы, включая пенсии и субсидии, составят семь триллионов рублей, что достаточно для выполнения базовых обязательств, но не позволяет существенно улучшить уровень жизни основной части населения, в том числе среднего класса. При этом централизация управления ресурсами усиливается: регионы всё больше зависят от федеральных трансфертов, которые в 2025 году составили 40% их доходов. Это, безусловно, продолжает укреплять контроль Москвы над регионами, но существенно снижает автономию субъектов. Впрочем, она сейчас уже мало кого интересует.

В социальной сфере бюджет делает акцент на эффективности, а не на равенстве. На здравоохранение и образование выделяется 1,8 триллиона и 1,4 триллиона рублей соответственно, но эти суммы не покрывают инфляцию, прогнозируемую на уровне 5–6% в 2026 году. Это приводит к недофинансированию медицины и образования, нехватке кадров и устареванию инфраструктуры, особенно в сельских районах. Экологические и культурные программы, на которые выделяется менее 0,5 триллиона рублей, также ограничены в финансировании.

Социальная поддержка становится всё более адресной, с одним триллионом рублей, направленных на приоритетные группы: семьи военнослужащих, работники оборонной промышленности и отдельные категории пенсионеров. Это позволяет эффективно использовать ресурсы, но усиливает неравенство. Коэффициент Джини, отражающий уровень доходного неравенства, вырос до 0,41 в 2024 году, и адресная политика может усугубить этот разрыв.

Консервативный подход бюджета обусловлен несколькими факторами. Во-первых, санкции ограничивают доступ к международным рынкам капитала, вынуждая полагаться на внутренние заимствования. Внешний долг России остаётся низким (4% ВВП), но рост доходности облигаций федерального займа до 9% в 2025 году увеличивает нагрузку на бюджет. Во-вторых, демографический спад, с сокращением численности трудоспособного населения на 2 миллиона человек с 2015 года, ограничивает налоговую базу. В-третьих, волатильность мирового энергетического рынка, где спрос на нефть стабилизируется из-за перехода к зелёной энергетике, снижает фискальную гибкость.

Внутренние политические факторы также играют немаловажную роль, несмотря на все попытки правительства их нивелировать. Централизация распределения ресурсов усиливает контроль федерального центра, однако создаёт напряжение в регионах, где дефицит бюджетов достигает 10% доходов. Антикоррупционная кампания, в рамках которой в 2025 году было возбуждено более 3000 дел против чиновников, также направлена на повышение дисциплины расходов, но имеет все шансы вызвать недовольство региональных элит — пусть не публичное, но как минимум латентное.

В целом, ориентация бюджета-2026, хотя и является прагматичным ответ на экономические реалии в стиле премьера Михаила Мишустина, однако его ориентация на инерционную стагнацию несёт значительные риски. Недоинвестирование в человеческий капитал и инфраструктуру может подорвать долгосрочный рост экономики, а адресная социальная политика способна лишь усилить общественное напряжение.

При этом структурные проблемы российской экономики остаются всё теми же, что, при известной управленческой некомпетентности чиновничьего аппарата, может вызвать долгосрочные риски.