О приказчиках настоящих и мнимых
27 июня 1904 года Иркутскому обществу взаимного вспоможения приказчиков отошёл роскошный особняк Христины Яковлевны Колыгиной, с большим каменным флигелем, кладовыми, подвалами и обширным двором.
«Помещение это положительно прекрасно. Когда мы взбирались по широкой каменной лестнице, казалось, вступаем в палату общин, где услышим много блестящих речей», – писали корреспонденты «Иркутских губернских ведомостей» в отчёте с собрания общества. Однако же обошлось без блеска.
Но об этом позже, сначала – о самой сделке. Слухи о ней ходили с начала клубного сезона, когда приказчики арендовали купеческий особняк. Обсуждалась и «цена вопроса» –130 тысяч рублей.
Пахнет игорно-питейным домом
В доходной части бюджета иркутского общества приказчиков главные позиции занимали статьи «За мел для карточных столов» и «За кии для бильярда». Да, как и во всех сословных объединениях, в основание сметы ложились не членские взносы, а доходы от клуба, включая штрафы за неуставное поведение. Правда, с переездом в новое прекрасное помещение игорный зал странным образом начал давать убытки. А учётные книги оказались в таком состоянии, что провести ревизию сделалось решительно невозможным. Тем не менее «отчёт» был утверждён. А за особняк решили заплатить, заложив его в банк и получив кредит.
На собрании, где решался этот важный вопрос, пожелал присутствовать и корреспондент «Иркутских губернских ведомостей». Ступив на широкую лестницу особняка, он невольно подумал о палате общин и настроился на торжественный лад, но собрание пошло явно по семейному направлению: все говорили одновременно, и сквозь этот гул с трудом прорывался колокольчик председателя. Многие, бросив фразу на половине, вставали со своих мест и направлялись в буфет, где «хлопали по единой». И вообще: из более чем 600 членов общества налицо оказалось лишь 65. Решили перенести собрание на другой день, но со второй попытки удалось собрать ещё меньше – только 32 человека.
Эти и в буфет не спешили, рты открывали только для зевка, и вообще, по заключению корреспондентов, «на всём чувствовалась печать странной усталости, непонятной тоски и тяжёлой апатии». Приказчики не скрывали, что записались в общество из-за бесплатного доктора и знаменитых «субботок», на которых можно было «повеселиться и напиться до чёртиков».
Иван Сусанин торгует омулем
Библиотека иркутского общества приказчиков отличалась разнообразием литературы, но всё же самым большим спросом пользовались корпоративные издания |
Библиотека иркутского общества приказчиков отличалась разнообразием литературы, но всё же самым большим спросом пользовались корпоративные издания
Библиотека иркутского общества приказчиков отличалась разнообразием литературы, но всё же самым большим спросом пользовались корпоративные издания
ПриказЧичьи семейные вечера были популярны в Иркутске. Святочные маскарады, детские утренники, костюмированные спектакли, непрерывно сменяя друг друга, завершали один год и начинали другой. По субботам клуб приглашал на танцы, которым обычно предшествовал водевиль, поставленный собственными силами. Скажем, 6 ноября 1904 года ставилась «Женская чепуха», а неделю спустя предлагалась «Жена напрокат»; «Влюблённый майор» сменялся «Предложением» и «За чем пойдёшь – то и найдёшь». На приказчичьей сцене можно было увидеть и гастролёров – главным образом из артистов лёгкого жанра. Например, в том же 1904 году выступал итальянец Эрнано-Бельяни, известный тем, что «переодевается во время спектакля 65 раз». А вот попытки пробудить интерес к серьёзному репертуару долго не удавались. Решились на оперный концерт, но подвела пресловутая экономия: «уценённый» парикмахер-гримёр одел Ивана Сусанина продавцом омулей, а Фаусту так наклеил бороду, что она упала посреди исполнения. Спектакль на немецком языке, назначенный на 9 мая 1904 года, не собрал публику. Ошибки учли и в зимний сезон уже предлагали скрипачей не иначе, как «разбавляя» их танцами и самодеятельными номерами.
Если и было что в клубе действительно стоящего, так это библиотека с прекрасным подбором книг и периодики, в том числе и детской. На 1904 год было выписано 17 газет, 15 ежемесячных журналов, 5 еженедельных, 6 детских и 3 юмористических. Жаль, что этим богатством пользовалось активное меньшинство.
Между тем человек сторонний, знакомый с городом по заголовкам газет, мог подумать, что именно приказчики были в ту пору в авангарде общественного движения. К примеру, в «Иркутских губернских ведомостях» можно было прочесть, что «есть мысль начать подписку на постройку миноносца «Приказчик». Еженедельно рассказывалось о приказчичьем клубе и, что самое главное, давалась хроника борьбы приказчиков за свои права.
Нашли двери лавок закрытыми
В июне 1904 года магазин Нейшеллера на Большой* запирался ровно в 19 часов – как и магазин Полякова. У Стахеева двери стояли открытыми ещё целые полчаса, у Кальмеера и того более – до 8 часов вечера. Это было удобно для покупателей, но весьма раздражало гласного городской думы Концевича. Едва дождавшись заседания думы, он заявлял об очередном ущемлении прав приказчиков, особенно упирая на то, что «даже и за закрытыми дверьми магазинов продолжается изнуряющая работа с товаром».
Лет за пять до того Иркутская городская дума специальным постановлением ввела для приказчиков обязательные выходные. Дату выхода постановления общество стало считать красным днём календаря, и теперь каждый год иркутяне и гости столицы Восточной Сибири находили в этот день двери лавок и магазинов закрытыми. Дискомфорт ощутили и завсегдатаи «французских кондитерских» Камова: каждое воскресенье с 20 мая и по 1 августа они сворачивались сразу после полудня, когда, собственно, и начинался основной поток посетителей. Кондитерские Ходкевича, с риском навлечь гнев, оставляли открытой одну из кофеен на Большой, при этом посетителей обслуживал сам Леон Фердинандович Курчинский, иркутский представитель фирмы.
Начиная с 1901 года общество приказчиков продвигало идею отказа от воскресной торговли как таковой, и этот проект поднимался вплоть до приёмной генерал-губернатора. Начальники края решительно возражали, но приказчичье общество продолжало настаивать и, между прочим, старательно пропагандировало образцы отношения к служащим. К примеру, в июне 1904 года «Иркутские губернские ведомости» сообщили, что библиотекарь клуба приказчиков собирается в оплачиваемый месячный отпуск, а вместо себя оставляет помощницу, у которой так же есть право на оплачиваемый отдых. Сообщалось и о том, что обеим женщинам на всё время войны на 20% увеличено жалованье.
В 1904 году совет приказчичьего общества заполучил необходимое число подписей (240) для созыва экстренного собрания по нормированию рабочего дня. Его назначили на 30 октября, и объявление об этом составили в тонах самых решительных – тем забавнее было корреспонденту «Иркутских губернских ведомостей» лицезреть в большом зале всего лишь три десятка «зачинщиков». Со второй попытки удалось завлечь ещё 20 членов – и только.
А идейка-то завозная!
В ожидании собратьев по клубу принялись зачитывать прокламацию о восьмичасовом рабочем дне, «который только и может приобщить к умственной жизни общества». Автором значился некий одессит, называвший себя «приказчик-писатель». Таковых было много в Одессе, и их настойчивые ходатайства ещё в 1901 году побудили Департамент торговли Министерства финансов опросить 35 биржевых комитетов о их взгляде на продолжительность рабочего дня. Большинство биржевых комитетов пожелали закрываться на все праздники, а рабочий день сократить до десяти часов, с полутора или даже двухчасовым перерывом на обед. Приблизительно половина биржевых комитетов предлагали закрепить эти нормы законодательно, остальные же полагали, что можно отдать их на откуп органам местного самоуправления.
Что же до зарубежных агентов торгового департамента, то они сообщили, что прямых законов об ограничении продолжительности рабочего дня не существует, исключая США и Австралию. В то же время на практике ограничения встречаются.
Им-с не до меня-с
Вряд ли эти изыскания были известны основной массе иркутского общества приказчиков. Созданное купечеством в 1883 году, оно и двадцать лет спустя оставалось ведомым. Только если до конца девятнадцатого столетия здесь проращивались идеи общего окультуривания, то в начале двадцатого в разрыхлённую почву бросались уже семена протеста.
В канун первой русской революции легальная форма сословного, профессионального объединения весьма и весьма привлекала по-литссылку. Здесь опробовались протестные формы и рычаги, набирали силу политические амбиции. На общем собрании членов общества приказчиков в мае 1904 года корреспондент «Иркутских губернских ведомостей» насчитал «не более 10 приказчиков, остальные же – лица разных профессий и сословий, не имеющих ничего общего с миром приказчиков. Да и этот десяток состоял исключительно из евреев». Протестное, политическое большинство было столь подавляющим, что даже и номинально на пост председателя никто из приказчиков не выдвигался.
В 1904 и особенно в 1905 году общество весьма и весьма напрягало иркутскую жандармерию. И ей удавалось не единожды огорчить господ революционеров. А воспользоваться этим противостоянием смог буфетчик-распорядитель приказчичьего клуба Тимофеев, говаривавший в узком кругу: «Да какая же тут растрата, ежели всё одно не востребуют? А оне не востребуют, потому как им-с не до меня-с».
Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников научной библиотеки Иркутского государственного университета.
* К. Маркса
